В эту среду Виктор позвонил Кэндзи по телефону и сказал, что встречается с клиентом, который пригласил его оценить библиотеку, поэтому придет в лавку только после обеда. Примерно то же самое он наплел и Таша. Вышел из дома и почти сразу же сел в фиакр.

Когда они добрались до Лионского вокзала, там оказался затор из экипажей. Виктор расплатился и, выйдя из фиакра, окунулся в безбрежное море людей, которое раскинулось до самой авеню Домесниль, одной из рек, впадающих в это море; на ее берегах росли богатые дома буржуа, тут и там виднелись магазины, а совсем рядом – виадук вокзала. Улица выглядела довольно мирной, если не считать длинного мрачного здания тюрьмы, обнесенного высокими стенами со сторожевыми башнями по углам. За стенами располагались архивы, канцелярия суда, квартира директора и центральный корпус, от которого расходились шесть трехэтажных пристроек, разделенных внутренними двориками.

Глядя на тюрьму, Виктор задумался: где-то там сидят и убийцы, которых вычислил он. После завершения каждого расследования ему случалось испытывать смутное чувство вины, а иногда снились кошмары, в которых кто-то из тех, кого он поймал, мстил ему. Он понимал, что ни один из преступников не заслуживает сочувствия, и если бы остались на свободе, они совершили бы новые злодеяния. И все же, как он ни любил сам процесс охоты, результат был ему не по душе.

С этими мыслями Виктор подошел к дому 26 по авеню Домесниль. Медная табличка на стене гласила:

МАДАМ ЖЮЛЬЕН СОРБЬЕ

УРОКИ БАЛЬНЫХ ТАНЦЕВ

ВАЛЬС

ПОЛЬКА

ШОТЛАНДСКИЙ ТАНЕЦ

МАЗУРКА

Первый этаж, налево

Виктор позвонил, и вскоре за стеклянной дверью показался неясный силуэт. Женщина с седеющими волосами и грубыми чертами лица, одетая в шерстяное платье, вышла ему навстречу.

– Извините за беспокойство, мне нужно поговорить с мадам Сорбье.

– Это я. Моя помощница опаздывает. Вы хотели записаться? У нас мало мужчин, однако…

– Нет, я хотел поговорить о вашем супруге.

– Об Эрнесте? Но его уже семь лет нет с нами!

– Вы позволите мне войти? Меня зовут Виктор Легри, я книготорговец. Ваш муж был другом моего дяди Эмиля.

Услышав это, женщина нахмурилась и поджала губы. Затем достала из кармана очки с толстыми стеклами, нацепила их и принялась внимательно разглядывать собеседника.

– Что ж, проходите.

Она впустила Виктора в вестибюль, заставленный большими фарфоровыми вазами, и провела в просторную комнату, почти пустую, за исключением ковра на полу, пианино, танцевальных станков вдоль стен и зеркал напротив. В углу стояли несколько стульев, там хозяйка с гостем и уселись.

– Месье Легри много сделал для моего мужа. Когда стало ясно, что у Эрнеста больное сердце, он устроил ему консультацию у известного специалиста. Лечение было дорогостоящим, и мы никогда бы не смогли оплатить его без поддержки месье Легри, в то время у нас было всего несколько учеников, и мы едва сводили концы с концами…

Мадам Сорбье тяжело вздохнула.

– Ваш дядя был благородным человеком. Они познакомились с Эрнестом в одном кабачке в Латинском квартале, и у них завязалась дискуссия о Шарле Фурье. Потом, пропустив пару стаканчиков сидра, они решили сыграть в пикет. Отсюда и прозвище, которым Эмиль наградил моего мужа, узнав, что тот – учитель танцев.

– В восемьдесят восьмом году вы послали моему дяде извещение о смерти Эрнеста. Разве вы не знали, что Эмиль Легри умер десять лет назад?

Мадемуазель Сорбье невольно вскрикнула.

– Как?! Никто не сообщил нам!

– Странно, если поверить в то, что Эрнест и Эмиль были близкими друзьями и регулярно встречались!

– Да, так и было. Но однажды они поссорились и с тех пор больше не виделись. Мой муж был хороший человек, но очень обидчивый.

– А из-за чего они поссорились?

– Эрнест еще в юности стал атеистом. Но, несмотря на то, что я ревностная католичка, это не помешало мне его полюбить. А в 1875 году с ним произошло мистическое событие, которое произвело на него такое сильное впечатление, что он уверовал в Бога. А ваш дядя…

– Но Эмиль не был атеистом! – заметил Виктор.

– Он называл себя агностиком, и это приводило Эрнеста в негодование. Однажды их ученый спор перерос в ссору, и оба потеряли самообладание. И хотя Эрнест потом переживал из-за этой размолвки, он не был готов к примирению, и поэтому разорвал отношения с Эмилем. Когда у него случился инфаркт, я написала вашему дяде. А не увидев его на похоронах, подумала, что он не простил Эрнеста, и больше не пыталась с ним связаться. Отчего он умер?

– От чахотки. Туберкулеза легких. Я был рядом. Он держался мужественно. И взял с меня слово, что я сохраню его бумаги и гравюры, имеющие отношение к фурьеризму.

Виктор надеялся увидеть на лице мадам Сорбье хоть малейший признак того, что ей что-то известно об ассоциации. Но она и глазом не моргнула. Тогда он продолжил расспросы:

– А что послужило причиной инфаркта месье Сорбье?

– Мы думали, что это очередной сердечный приступ, но все оказалось гораздо серьезнее. Это было ужасно. Наш старший сын, Жан, стал давать уроки танцев вместо отца, чтобы младший имел возможность завершить образование: он учится на юриста. Я верю, что Эрнест – там, где он сейчас, гордится нами. Ах! Если бы вы встретились с ним раньше… Он превосходно танцевал, а в польке никто не мог с ним сравниться! Жан унаследовал талант от отца. А я аккомпанирую. Зоя, моя невестка, тоже работает с нами. Но мода на танцы меняется, и меня это беспокоит. Вот и теперь, этот новый танец, пришедший к нам из Аргентины, становится все более популярен, несмотря на свою вульгарность. Его называют танго. А уж канкан…

Виктор поднялся: он не испытывая ни малейшего желания обсуждать эту тему, так как отдавал предпочтение классическому балету. Он вспомнил выступление Фифи Ба-Рен, которое имел счастье лицезреть: оно вызывало эмоции, весьма далекие от эстетических.

…Когда Виктор появился в лавке, Кэндзи с облегчением передал ему бразды правления. Нанятый на неполный рабочий день Симеон Дельма уходил после обеда, и Жозефу предстояло самому доставить «Соединение и перевод четырех Евангелий» графа Льва Толстого Саломее де Флавиньоль. Кэндзи с радостью воспользовался возможностью отправиться на улицу Эшель и заказать знакомому трактирщику изысканные блюда, чтобы удивить Джину, которую пригласил на ужин.

Воспользовавшись тем, что Кэндзи пошел поцеловать на прощание Айрис и Дафнэ, Виктор спустился в хранилище и, взяв подшивку газет, стал просматривать некрологи. Его внимание привлекло объявление в черной рамке.

Мадам Бернадетта Перошон и ее сын Эрик выражают признательность всем тем, кто счел своим долгом присутствовать на мессе в соборе Нотр-Дам в субботу 16 ноября, через три недели после того, как Донатьен Вандель покинул этот мир.