в курсе была – где он жил в эти последние полгода. Своего жилья у него не было, он в городе не местный, как и она. Родители у него недалеко, в соседнем маленьком городе, но квартиры там вдвое дешевле, и что-то внятное себе выменять он не смог бы никак. Поэтому крутился как-то сам. Наверное, что-то снимал. Или кочевал по друзьям. Но в тридцать-то три уже хочется, чтобы не по друзьям, а чтобы свой угол, или хотя бы условно свой…

Она встала из-за компа, прошлась по пространству кафедры от стены до стены – так-то больше десяти метров в длину, нормально. Порадовалась, что все разошлись, никого нет, никто её не видит и не задаёт лишних вопросов. Сделала несколько вдохов-выдохов, помахала руками и ногами. Плеснула в чашку воды из чайника, выпила.

А потом вернулась за комп и написала: Дима, извини, но я сейчас занята, и ни о чём с тобой говорить не готова. Наша история закончилась, все живут дальше, и это нормально. Приходить не надо, говорить не надо.

Ирка не верила, что её слова возымеют какое-то действие, потому что Дима, когда ему чего-то хотелось, отличался ослиным упрямством. Но – она сделала всё, что могла.

Она глянула на часы – дело к пяти, надо сворачиваться. Отправить в отдел аспирантуры проверенную программу, выключить всё и написать:

«Я освободилась»

И разом с тем получить:

«Я свободен»

Ура-ура-ура.

О нет, за ней заходить не надо, кто его знает, что там, на соседней кафедре, и кто будет за ней подглядывать. Поэтому – она сама за ним зайдёт, и отправляемся.

24

Ирка с Андреем вышли на улицу… и захлебнулись теплом и солнцем. Да-да, вот так – прямо дух захватило от вдруг наступившей весны. То есть, Ирка, конечно, не очень-то знала, что такое весна в Питере, а весна здесь, у них – это не цветочки-листики, это когда снег таять начинает. Зима же была долгая и холодная, в какой другой год к одиннадцатому марта можно уже и чтобы ручьи текли, да не от реагента, а от нормального растаявшего снега, а нынче – вот так.

Но весна всё равно придёт, и лично ей, Ирке Семёркиной, для того ничего делать не придётся. И это, скажу я вам, невероятно круто!

Они стояли на широченном политеховском крыльце, подставляли лицо под солнечные лучи и улыбались, как дураки – оба разом. С крыши звонко капало по всему немалому фасаду, голуби толкались в луже перед ступеньками, хотелось бежать, орать, петь дурацкие песни и целоваться прямо на этом крыльце.

Хлопнула за их спинами тяжелая дверь, и на ступени вывалилась кучка студентов. Они тоже ошалели от весны и от солнца, они просидели в аудиториях весь день, и им-то как раз было нормально бежать, орать, швыряться друг в друга враз ставшим мокрым снегом и гонять голубей в луже.

Ирка и Андрей переглянулись и наконец-то сдвинулись с места.

– Ира, а пошли, зайдём сначала ко мне. Я перепакуюсь немного, и отправимся дальше, – предложил он.

– Да ты сам можешь зайти, а я тем временем побреду потихоньку к себе, дорогу ты знаешь, – конечно, они никуда не торопятся примерно до завтра, но все равно.

– Нет уж. У тебя какой-то нечеловечески тяжёлый рюкзак, это не дело. Что там вообще?

– Еда, – с готовностью сообщила Ирка.

– Вот, ещё и еда. Ты когда только успела?

– Днём выскакивала в здешние магазины. Очень успешно. Получился полный рюкзак добычи.

– И часто ты такую добычу домой сама таскаешь?

– Да когда надо, тогда и таскаю, – пожала плечами Ирка.

А что такого-то, нужно же и продукты покупать, и порошки всякие стиральные, и ещё кучу всего. И кто ей притащит, если не она сама?

В бытность с Димкой как-то тоже таскала она сама. По дороге на работу, с работы, как-то ещё. Их жизненные графики стыковались с трудом, и пойти вместе в магазин было сложно, да ещё ведь всё и не купишь в одном магазине, потому что не всё есть, а если есть – то не всё по тем ценам, по каким хочется. Вот Ирка и привыкла скакать – хлеб тут, потому что свежий, молоко тут, потому что нравится, и прочие вещи также. О нет, если бы Димка вдруг сказал, что не парься, мол, я куплю, скажи только, что надо, или даже просто куплю, а мы потом это приготовим и съедим – она бы не возражала. Но если он шёл в магазин, ему надо было дать предельно чёткие инструкции. Поэтому самой проще, точка.

– Я предлагаю заскочить ненадолго ко мне – мои коллеги, как я понимаю, ещё не вернулись, мы их не застанем. А потом сообразить, что ещё нужно купить из еды, сделать это, и пойти готовить царский ужин.

Возразить было нечего, поэтому они отправились в противоположную от Иркиного дома сторону – перепаковать Андрея.

Им с коллегами снимали квартиру в новостройке рядом с политехом – в окно их кафедры видно, если присмотреться. Квартира была, соответственно, новая, трёхкомнатная, хорошо обставленная – без излишеств, но нормально. Ох, как же хорошо в такой квартире-то! Никаких вам крупнощелевых полов, облезлых стен и тараканов.

О нет, Ирка вовсе не была патологической засранкой, которой всё равно – чистая квартира или вся обсиженная. Просто хозяин квартиры регулярно обещал, что выставляет имущество на продажу, и никакого смысла в ремонте при таком раскладе не было. Кстати, зарплата-то пришла, нужно будет дома не забыть и первым делом перевести ему денег за текущий месяц.

Пока она обозревала окрестности в окно – точно, их кафедру как раз видно – Андрей перепаковывал свой рюкзак.

– Ира, показывай, что там у тебя за кирпичи лежат, переложим ко мне.

Формулировка запроса возражений не предусматривала, поэтому Ирка открыла свой рюкзак и показала. В итоге к нему откочевали пакет картошки, огурцы-помидоры, лук с морковкой и яблоки с апельсинами, и ещё кусок сыру, а всё остальное Ирка затолкала обратно к себе. Рюкзак из плотно набитого шарика превратился во что-то более цивильное.

И дальше они пошли в сторону Иркиного дома. По дороге заглянули в местный сетевой магазин и купили там бутылку вина, корейских салатов и кусок охлаждённой кеты. Солнце продолжало ненормально светить и греть, и