Молчание в трубку.

— Я все понял, — наконец откликнулся президент ХК «Кристалл». — Адрес? Ага, записал.

Выезжаю.

Я положила трубку и весело посмотрела на Савичева.

— Ну что, вспомнил, кто такая Конышева Анна Сергеевна, в чьих апартаментах ты содержался?

— Вспомнил, — спокойно ответил Савичев, — это моя мать.

— Вот такие дела, Александр Иваныч, — закончил свой рассказ Савичев, глядя на президента «Кристалла», нервно докуривающего последнюю сигарету из часом ранее начатой пачки.

— Что же ты собираешься делать? — спросил Суворов. — В этом темном деле сам черт ногу сломит. Хрен его разберет, кто тут чего.

Но Воронин однозначно ублюдок.

— С этим козлом мы еще посчитаемся, — сквозь зубы процедил Савичев.

— Спокойно, Леша, — сказала я. — Давайте постараемся собрать воедино все разрозненные факты и ясно представить ситуацию. Не подлежит сомнению, что после выигрыша в Задольске, где ты проявил себя самым лучшим образом, кое-кто из твоих земляков на тебя обиделся. Эти кое-кто — президент «Сатурна» Воронин и предполагаемый лидер задольской преступной группировки Конышев, он же Кондор.

И тогда они решили избавиться от тебя, благо все условия и мотивы разгневаться на тебя были.

— По всей видимости, их бизнес здорово увязан с клубом, если они так всполошились, — сказал Суворов.

— Еще бы. В помощники себе они привлекли твою девушку, Алексей. Это было вовсе не обязательно, из чего я делаю вывод, что она сильно противилась планам своих друзей и родственничков.

— Родственничков? — переспросил Александр Иваныч, гася последний окурок.

— Один из самых значительных персонажей этого милого спектакля, Олег Башков, — ее родной брат, — пояснила я, — разве вы это забыли?

— Ах да! — пробормотал Суворов. — Как же это ты, Леша, прохлопал такие дела. Невеста на поводке у мафии, а мать и сама…

— Александр Иваныч! — покраснев от гнева, выговорил Савичев. — Все это только рабочая гипотеза. Воронин мог записать квартиру на имя кого угодно, при его возможностях это не фокус. Эта квартира — главная улика против мамы.

«Главная улика против мамы», — я видела, с каким трудом дались ему эти слова.

— А Юля?

Савичев искоса посмотрел на меня, и только сейчас я поняла, что ему только девятнадцать лет, а вовсе не двадцать пять или больше, боль и беспомощность чисто по-мальчишески промелькнули на его лице. Впрочем, стоит отдать ему должное, он быстро овладел собой.

— Юля могла не отдавать отчета в своих действиях и словах, — произнес он с плохо сыгранным хладнокровием.

Говорит и сам пытается поверить тому, что сказал!

— Ладно, оставим это. Важно только то, что Наташа действительно искренне хотела помочь тебе, а вызывала тебя из базы только под сильнейшим прессингом со стороны известных нам лиц. В этом я уверена абсолютно, более того, я должна признаться, что и нашли-то мы тебя лишь благодаря Наташе.

— Что?! — воскликнул Савичев, и было заметно, как радостно просветлело его лицо.

— Бедный мальчик, — прошептала я.

Моими словами заинтересовались и Суворов с Климовым.

— Каким образом? — спросил Александр Иваныч, а Климов охотно кивнул, давая понять, что присоединяется к вопросу своего шефа.

— Об этом вам мог бы рассказать и ваш сын, — сказала я, — потому что это он подвозил меня до гостиницы «Братислава», где обитает Воронин и иже с ним.

И я выложила хоккеистам и их насторожившемуся шефу подробности нашего с Сережей путешествия к обители задольских гостей и моих перемещений в гостинице.

— Именно по показаниям Наташи, если так можно назвать несколько сбивчивых ее слов, я нашла этот дом на улице Пушкина, а потом — по невероятной счастливой случайности — и самого Савичева, — закончила я свой рассказ.

— Ну что ж, — произнес Суворов, — теперь осталось только арестовать Воронина, Башкова и прочих мерзавцев и хорошенько их потрясти.

А уж чтоб их потрясли хорошенько, я сам займусь этим, тщательно проконтролирую, чтобы с ублюдками обошлись так, как должно.

— Арестовать-то их недолго, — сказала я, — но вот доказать их виновность не так просто.

Они легко могут оспорить слова Савичева на том основании, что он заинтересован в устранении конкурентов.

— Чушь какая-то! — фыркнул Суворов.

— Чушь-то чушь, но попрошу не забывать, что именно всякий маразм и идиотизм в ходу у наших судопроизводителей.

— Никаких судопроизводителей! — произнес вдруг Савичев. — Александр Иваныч, я хочу попросить вас об одном одолжении.

— Да.

— Прежде чем передавать дело в прокуратуру по ряду новых фактов, нужно выяснить совершенно точно, какую роль во всем этом сыграли моя мать и Наташка.

— Зачем? Вот следствие и выяснит.

— Юридически виновна даже Наташа, — продолжал Савичев, — вернее, эти крючкотворы в суде могут доказать все, что угодно, в том числе инкриминировать ей участие в предумышленном убийстве. А что касается мамы…

Он покачал головой и сделал большой глоток пива из бутылки, которую незадолго перед этим достал из моего холодильника.

— ..тут я боюсь даже делать предположения, — наконец тихо выговорил он.

— То есть ты отказываешься давать показания против Воронина и его банды на том основании, что по его делу могут быть привлечены к ответственности твои мать и невеста? — медленно спросил Суворов.

— Леха… а как же Макс? — тихо сказал Климов. — То, что они убили Макса… это ничего?

— Я же не прошу замять это дело, — произнес Савичев, — я просто хочу отсрочить…

— Отсрочить? — перебил его президент «Кристалла». — То есть ты…

— То есть я предлагаю более тонкую игру, чем хочешь ты, Александр Иваныч, — еще более резко прервал его Алексей. — Я предлагаю бить Воронина его же оружием. В конце концов, он что, может убивать наших сколько ему заблагорассудится… а мы будем начинать эти суды да пересуды, которые, может быть, будут отправлены на доследование в Москву, где этого козла скорее всего оправдают! Я не силен в юриспруденции, поэтому предлагаю поступить следующим образом…

— Одну минуту, Алеша, — сказала я. — Прежде чем ты начнешь излагать свой план действий, позволь мне произвести одну нехитрую операцию.

Я открыла свою сумочку и извлекла оттуда свои излюбленные магические кости и под насмешливыми взглядами троих мужчин бросила их на стол.

— Ты что, предлагаешь нам сыграть? — ухмыльнулся Климов.