Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но через несколько дней он, встретившись с Грушевским, не решился выказать ему свое возмущение против него и расцеловался! А когда я заметил, что получилось так, как я говорил, то Леонтович ответил: «Но я так холодно его поцеловал, что он второй раз не полезет целоваться».
29 апреля
Три дня назад я выехал как представитель «Старой Громады» с комиссией по благоустройству могилы Т.Г.Шевченко.
Комиссия состояла из представителей губернского земства — председателя Петлюры, члена Снижного{155}, архитектора, специалиста по укреплению провалов, лесовода, садовода, комиссара могилы В.К.Королива{156}, — всего из десяти душ, а в Каневе еще примкнули к нам член уездной управы и городской голова. Там мы советовались о том — как обустроить могилу, сколько земли прирезать вокруг могилы, сделав ее государственной, как овраги надо закрепить, где развести парк, куда сделать выезд на гору, откуда провести воду, где поставить летние бараки для приезжих и т.д.
Всю дорогу на могилу и обратно мы обсуждали факт разоружения немцами наших пленных-синежупанников, политическое положение Украины и выражали по этому поводу свои соображения. Все были уверены в том, что немцы разгонят Ц. Раду и захватят власть в свои руки, а когда Шеметы соберут импозантный съезд мелких собственников-демократов, то немцы передадут им управления Украиной. Когда мы, возвращаясь из Канева, подъезжали к Киеву, то капитан обратил наше внимание на то, что на пристанях вместо украинских флагов висят везде немецкие, сердце как-то сжалось тревожно и мы все замолчали, а когда мы сошли на берег, то тут уже узнали, что Ц. Рада и министры арестованы, но никаких подробностей не знали. Когда я увидел большую толпу вокруг Ц. Рады, то вышел из трамвая и подошел к эсеру Стасюку{157}, единственному моему знакомому, который там был, и он мне на мой вопрос с досадой коротко ответил, что с помощью Шеметов осуществилась немецкая оккупация, и тогда мне стало как-то легче на душе. Дома от Льва и Владимира Кирилловича (Винниченко. — Ред.) я узнал, что арестован только военный министр, а Раду на заседании лишь обыскали и отобрали оружие, у кого было. Произошло это все, как говорится, вот по каким причинам. Неожиданно кто-то похитил из дома финансиста Доброго, о котором я уже говорил, как о представителе крупной буржуазии, который был в товарообменной комиссии, и возникло подозрение, что этот арест произведен по приказу министра внутренних дел Ткаченко. Затем, в некоторых частях города были нападения и убиты несколько человек немцев; немцам донесли, что военный министр Жуковский{158} и Центральная Рада агитируют против них. Тогда Эйхгорн издал приказ о создании немецких полевых судов, которые будут судить за все уголовные и политические правонарушения, а украинскому суду остаются мелкие и гражданские дела. Этот приказ очень возмутил всех членов Ц. Рады и они на закрытом заседании постановили обратиться в Берлин с протестом против вмешательства здешнего немецкого командования в украинские внутренние дела. Во время этого заседания в зал ворвались немцы, обыскали членов Ц. Рады и забрали протокол заседания.
А тем временем с Шеметовским съездом украинских хлеборобов-демократов случилась такая оказия. Киевская организация Всероссийского союза земельных собственников, узнав из газет о том, что на 29-е в Купеческом собрании назначен съезд хлеборобов-демократов, назначила на это число и свой съезд в Киеве, в цирке, приняв все меры, чтобы съехалось как можно больше крупных землевладельцев и позаботившись — всякими правдами и неправдами, — о том, чтобы переманить к себе тех, кто приехал на украинский съезд. Это им удалось как нельзя лучше из-за темноты и несознательности наших крестьян, и в результате на съезде всероссийской (или, как они назвались, «всеукраинской») организации собралось, говорят, до 8 тысяч народу, которые постановили сбросить Ц. Раду; отменить все универсалы о земельной собственности и выбрали и рукоположили на Софийской площади гетмана — придворного царского генерала Павла Скоропадского, потомка бывшего гетмана «Насти»{159}, который уже должен сформировать кабинет министров и с помощью немцев разогнать Ц. Раду. Получается, что дело обстоит гораздо хуже, чем мне сказал Стасюк, потому что теперь нет уверенности, что украинская государственность удержится.
30 апреля
Вчера вечером начали осуществляться планы «Всероссийского союза земельных собственников» {160}. По немецкому приказу Сечевые стрельцы (около тысячи человек), охранявшие Ц. Раду, должны были перейти в Лукьяновские казармы, а помещение Ц. Рады заняли нанятые Скоропадским русские офицеры, ими же были заняты все министерства, они разъезжают по городу, арестовывают министров, их товарищей и крупных чиновников, в числе других, в одном автомобиле вместе с министром почт Сидоренко{161} арестовали и моего Петруся, которого через некоторое время немцы выпустили. На допросе Петрусь демонстративно не хотел понимать русского языка, а потому его допрашивали на французском языке, пока не нашли офицера, который мог говорить по-украински. Никаких газет нет, говорят — все конфисковано. Все социалистические фракции Ц. Рады собрались на совещание и решили отозвать универсалы о земельной собственности, оставить нетронутыми 50 дес., а остальное выкупить за деньги, распустить Ц. Раду и обратиться к немцам с просьбой не давать власть Скоропадскому, потому что он придерживается русской ориентации, а передать власть свидомой украинской буржуазии, которая заботилась бы об организации украинской державы. Говорят, что германский уполномоченный Мумм{162}, выслушав делегацию, будто бы обратил особое свое внимание на то, что Скоропадский — русской ориентации, но ничего утешительного не сказал, отговорившись тем, что они по приказу из Берлина не могут вмешиваться во внутренние дела Украины, делая вид, будто этот переворот сделали сами украинцы без участия немцев; между прочим, Мумм заметил, что они давно намекали и даже прямо говорили премьеру Голубовичу, что не потерпят социалистических экспериментов, которые проводит украинское правительство, но на это не было обращено никакого внимания, и вот теперь ясно видно, что социалистическое правительство не опиралось