— А что такое живая магия? — спросила Аир.

— Заклинания, выходящие прямиком из рук мага. И даже его аура, самая простая. А слабенькие амулеты или вот артефакт вроде этого не должны привлекать.

— А я не привлеку?

— С чего это?

— Так я же… сами сказали, что я… этот, ред.

— Так не маг же. — Ридо дивился ее недоумению.

— Но все равно что-то вроде…

— У мага, который обученный, аура такая, что даже мы, рейнджеры, ее чувствуем, что уж говорить о местных тварях. А у тебя такой ауры нет. У тебя все естественно.

Она успокоилась. Улеглись спать все, не оставив дозора, да он и не был нужен. Купол не только защищал от проникновения, но и скрадывал свет костра, запахи, звуки, и вообще старался представить дело так, словно не только его тут нет, но и того, что он скрывает, тоже нет и никогда не было. Ни рейнджеры, ни девушка этого знать, конечно, не могли, но догадывались. Кроме того, Тагелю Вален Рутао обстоятельно объяснил, какую именно защиту обеспечивает дареный артефакт, и его заверения вполне успокоили настороженных мужчин.

Утром Хельд поднял всех на рассвете, заставил перекусить и показал на маленький котелок.

— Вот. Это репеллент. Давайте живо, нам до темноты надо дойти до твердого островка. Да с лошадьми.

— А зачем это? — спросила Аир.

— От комаров. Тут есть такие комары, что если хоть один тебя куснет, придется тебя потом не один день откачивать. Конечно, есть и простые, только крупные. Ничего серьезнее волдырей с два ногтя в величину не оставляют. Чешешься, конечно, как свинья, но это не смертельно. Вот только опасные от обычных ничем внешне не отличаются.

— Ну и гадость. — Ридо нагнулся, понюхал варево и скривился. — Это что, пить?

Хельд захохотал и не мог остановиться примерно минуту.

— Как хочешь, — отсмеявшись, просветил он. — Вообще-то натираться, но если хочешь, то можешь и попить. Только брюхо будет болеть, предупреждаю.

Ридо показал ему кулак.

Натираться принялись без особого воодушевления, поскольку запах был крайне неприятный, но потом притерпелись и перестали его замечать. Кожа стала липкой, но, ступив на болото и пройдя первые несколько сот шагов, Аир заметила, что настой работает без осечек. Вокруг кружили целые комариные тучи, каждое насекомое было больше своих собратьев, живущих вне Пустошей, по крайней мере раза в четыре-пять, страшно смотреть, но на нее не садился ни один. И жужжали как-то оскорбленно. До крайности.

— Какие огромные! — ахнула она, увидев первого комара. — Представляю себе, какие здесь должны быть лягушки!

Хельд покосился на жену со странным для нее, непонятным выражением.

— Нет, детка, — вздохнул он. — Ты не представляешь.

По болоту людям было несложно идти, в особенности это касалось легкой Аир. А вот для лошадей это оказалось нелегким испытанием. Мужчины настилали слеги в два слоя — один слой поперек, другой вдоль, — но их копыта все равно то и дело проваливались, испуганные животные начинали биться, и большого труда стоило их успокоить. Рейнджеры были мрачны и злы, и не будь они рейнджерами, матерились бы в процессе настилания пути все время, виртуозно и с выдумкой. Только Аир, которая почти не участвовала в этом адском труде, держалась спокойно. Она не однажды хаживала за клюквой, возвращалась нагруженная, как каждый житель приболотных областей, дотянувший до возраста, когда можно заводить собственную семью, умела находить «окна» каким-то шестым чувством и даже с лошадью справлялась лучше других. Она излучала уверенность, и животное, доверяя хозяйке, охотно шагало за ней по разъезжающемуся настилу.

Уже в вечерней полутьме, быстро сгущающейся меж кривоватых болотных деревьев, добрались до островка — скального, густо поросшего вереском. Меж валунов были понатыканы елочки, а ближе к краям, там, где еще не скалы, но и уже не торф, а полоса неплохой почвы, росли сосны. Тоже, впрочем, хилые и невысокие. Добравшись до твердой земли, четверо рейнджеров повалились на реденькую, колючую траву, Гердер остался стоять, настороженно оглядываясь и, кажется, даже принюхиваясь. Аир вывела лошадей, подвела их к кустарнику, с которого те могли пощипать листву, и стала доставать миску — поить их.

Хельд встал, слегка пошатываясь от усталости, подошел к животным, жадно накинувшимся на лакомую зелень, и принялся их расседлывать.

— Здесь нет источника, — сказал он. — И сушняка взять неоткуда.

— Есть сухие камыши и ветки, — проговорил Тагель. — Можно набрать…

— Разве что на самый маленький костерок.

— Хоть бы обсушиться…

— Обсушиться можно. — Хельд пожал плечами и пошел собирать сушняк. — Лошадей расседлай.

Его сменили Тагель и Ридо. Гердер ушел с Хельдом, пристально разглядывая елочную гущину, в которой могли прятаться какие-нибудь опасные создания, и не опуская лука. Он работал не меньше других, устал так же, если не больше, но долгая практика рейнджерства приучила его в Пустошах не уставать никогда, поскольку любая слабость может стоить жизни.

Аир разложила на своем сухом плаще припасы, поставила две фляги с водой, рассудив, что жидкость надо беречь, кто знает, вдруг на следующем островке тоже не будет источника. Они запасли много воды, во всех котлах и даже четырех бурдюках, изготовленных Тагелем из подбитых у реки животных, напоминающих баранов, только диких и каких-то странных. Пустошенских. Девушка наконец поверила, что смуглый спутник действительно из степняков, только они, легко догадаться, могут так ловко, быстро и правильно ободрать зверя, чтоб изготовить необходимые емкости для воды. Да и то — не только Аир после лежания с пересохшим от жажды ртом в двухстах шагах от реки стала бояться остаться без воды.

Развели костерок, но слабенький и в ложбинке между двух больших валунов. Все с удовольствием обсушили мокрую одежду (обувь сушилась на ногах, поскольку если делать это иначе, то потом «севшую» кожу будет не натянуть на ступню), потом закусили мясом и лепешками, потом откинулись на вереск отдыхать…

— Как красиво! — ахнула Аир, подняв голову и обнаружив на небе с западной стороны, куда не так давно скрылось солнце, растянувшиеся вдоль горизонта разноцветные яркие полосы, которые меняли и цвет, и положение, и размер, словом, это сияние больше всего напоминало титанических размеров развевающиеся парчовые ленты, освещенные солнцем. Только солнца никакого уже не было, небо постепенно темнело, и хоть еще было бледным, уже не могло породить такого потрясающего по красоте и яркости сияния. Впрочем, Аир об этом и не думала. Она любовалась.

Мужчины все, как один, проследили за ее взглядом, а Тагель и Хельд даже привстали.

— Что там? — спросил предводитель.

— Да вон же! — Она вытянула руку по направлению к лентам, которые как раз свились в причудливый и тугой комок, блистающий, как талантливо ограненный драгоценный камень.