– Уроды! Сукины дети! Твари, я вас всех урою, богом клянусь, каждого из вас – говнюков лысых! – Мои руки наконец достигли металла, и я обхватил его. – А-а-а-а-а! – я заорал как ошпаренный.

Но металл был холоднее льда и совершенно безобиден. Все, что я чувствовал, – это боль недавно отбитых пальцев и остальных конечностей. Через несколько секунд меня отпустили и втолкнули внутрь камеры. Пот тек с меня ручьем, хотелось разреветься.

– Встать! – скомандовал самый низкорослый с бульдожьим лицом охранник.

– Пошел ты на хрен! – истерично заорал я и плюнул к его ногам.

Тот кивнул остальным, и они подняли меня за плечи.

«Бульдог» подошел ко мне и, схватив за руки, начал их разглядывать. Затем он указал остальным на кровь, сочившуюся из ран. Те осмотрели меня с каменными лицами и, никак не реагируя, отвели взгляды. Затем меня наконец отпустили, я присел на кровать и начал ждать дальнейшего развития событий. Но охранники вышли из камеры и, закрыв за собой калитку, двинулись туда, откуда пришли. Я ждал, пока их шаги стихнут вдалеке, и только после этого встал с кровати.

Тело изнывало от ударов, в голове теперь была только одна мысль, она автоматически стала главной целью всей моей жизни, – выбраться из этого места.

Я подошел к решетке и, тяжело дыша, начал звать соседа, но на этот раз уже не так громко и смело, как раньше:

– Слышь, ау, ты там как, живой?! – Ответа не поступало.

Я подождал немного и снова позвал:

– Парень, ты как? Слушай, что здесь за беспредел творится? Тебе же к врачу надо, они не оставят тебя так? Ты слышишь, что я говорю?

Немного погодя послышались странные звуки.

Сначала я подумал, что мне кажется, но, прислушавшись, понял, что это мой сосед давится смехом. Его неестественное хихиканье звучало негромко и противно. Я уже слышал подобные чавкающие, хрюкающие звуки тогда в бойлерной.

– Ты чего ржешь-то?!

– Вра-а-ач? Ты что-о-о, серь-е-е-зно? Мне вра-ач ну-ужен? Их-их-их, откуда ты тако-о-ой сюда свали-и-и-лся?! – Голос его злобно булькал.

– Какой такой?!

– Почему-у твои ру-у-ки не горя-ят?! Ты де-е-емон?

– А почему они должны гореть? К решетке подведен ток?!

– Да ты доста-ал мен-я-я-я! – взорвался он ни с того ни с сего, позабыв про свои собственные предупреждения о тишине, но через секунду снова сбавил обороты. – Ты пра-а-авда здесь рабо-отаешь сварщиком?

– Да, я уже устал повторять всем.

– Их-их-их, тогда я тебе вдойне-е не зави-и-и-дую.

– Это почему же?!

– Потом-у-у-у, потому что это зна-ачит, дру-у-уг мой, что ты не должен быть здесь.

– А я о чем говорю!

«Наконец этот идиот начал понимать».

– Не-е-ет, ты не понял, ты здесь не до-о-лжен находиться не потому-у, что никого не убил, ты просто не должен быть зде-есь.

– В смысле? О чем ты говоришь? Я ничего не могу понять из твоего бреда! – Не знаю почему, но после его слов в груди поселилось гнетущее чувство, оно разрасталось снежным комом, а мой сосед только добавлял ему веса.

– Ты что, правда тако-ой тупо-о-ой?! Все мы-ы-ы, все, кто сидит в этих камерах! Мы попали сюда после того самого суда, понимаешь?! А ты оказался здесь просто та-а-ак, в этой камере уби-ийц, просто потом-у-у-у, что тебе-е-е, их-их-их, не повезло-о-о.

– Что, что ты такое говоришь?! Ты больной на всю голову? – Я отскочил от решетки.

В голове все перемешалось. От волнения я начал наматывать круги, пытаясь собраться с мыслями, но их словно выдуло сквозняком, между тем человек за стеной продолжал:

– Не бо-ойся, ты не оди-ин тако-ой – невино-овный, я тоже не виноват, что моя жена была настоящей проститу-у-ткой.

От его слов, от поганого козлячего голоска все внутри меня пылало огнем, странно, что пар из ушей не валил.

– Заткнись! Слышишь, заткнись уже, ты меня бесишь! – прорычал я, снова подлетев к решетке.

Он продолжал хихикать, но больше ничего не говорил. За эти несколько часов я вымотался. Голодное, обезвоженное тело лихорадило от усталости, организм ясно давал понять, что нужен сон. Я прилег на неотшлифованное дерево и, свернувшись в клубок лицом к стене, начал засыпать, несмотря на неутихающую боль.

* * *

Проснулся я от щелканья замка.

«Если я открою глаза, то снова окажусь в этой чертовой камере, пусть это будет сон, пожалуйста, господи, можно я проснусь в своей кровати».

Скрепя петлями, калитка распахнулась. Кто-то зашел в камеру и встал надо мной, я чувствовал тяжелый взгляд, плотно придавливающий меня к кровати, но продолжал делать вид, будто сплю.

– Повернитесь, – скомандовал не знакомый мне до этого момента голос.

«Пошел ты к чертовой матери, не буду поворачиваться», – думал я про себя.

– Прошу вас повернуться, – уже немного мягче повторил он.

Любопытство взяло вверх, и я повиновался. Передо мной стоял среднего роста мужчина в темном выглаженном костюме. Несмотря на полумрак, я сумел разглядеть на его щеках и носу несколько больших уродливых родинок, которые вызывали чувство отвращения и наверняка создавали ему неудобства при бритье. Уставшее обвисшее лицо поддерживало упитанные мешки под глазами. От человека наносило резким запахом одеколона, которым он, судя по всему, пытался отбить местную болотную вонь. Пухлые маленькие пальцы сжимали кожаную папку с замком. Осторожно заглянув за него, я увидел нескольких лысых охранников, готовых в любой момент вытащить из-за пояса стальные прутки. Человек, не отводя от меня взгляда, протянул руку. Я осторожно, поглядывая в сторону охранников, пожал ее. Он взглянул на тыльную сторону моей ладони.

– Можно осмотреть ваши руки? – Он говорил спокойно и медленно, отчего натянутые внутри меня канаты немного ослабли.

Я всегда завидовал людям с таким голосом. В нем чувствовалась сила, несгибаемая уверенность. Такими голосами обладают министры, профессора, директора. Я послушно вытянул обе руки вперед. Тот, не касаясь, осмотрел их.

– Скажите, как вы здесь оказались?

Я поведал ему свою историю и попросил срочно связаться с инженером.

– Да, конечно, мы обязательно вызовем сюда Сергея Ивановича, как только вы напишете объяснительную.

– Объяснительную? Но зачем? Вы же понимаете, что я здесь не должен быть!

– Понимаю, но тем не менее вы здесь, а значит, теперь нужно все делать очень осторожно и подкреплять бумагами, чтобы все решилось как можно быстрей и проще. Как только вы напишете объяснительную, все встанет на свои места.

Я выдохнул. Канаты ослабли еще больше, но напряжение в них по-прежнему присутствовало. Скоро все закончится, и я смогу свалить из этого богом забытого места. Он достал из папки шариковую ручку, лист бумаги и протянул их мне. Я взял ручку и, крутя ею между пальцами, посмотрел в глаза человеку и сказал: