«Всей Европе был известен этот наиболее прославившийся из русских генералов, особенно со времени последней Польской войны. В Австрии же он приобрел громкую известность еще раньше, когда во вторую Турецкую войну, вместе с принцем Кобургским[247], одержал две блестящие победы, доставившие полное удовлетворение национальному самолюбию»[248].

«Фельдмаршал Суворов — один из самых необыкновенных людей своего века. Он родился с геройскими качествами, необыкновенным умом и ловкостью, превосходящей, быть может, и его способности, и ум. Суворов обладает самыми обширными познаниями, энергическим, никогда не изменяющим себе характером и чрезмерным честолюбием. Это великий полководец и великий политик, несмотря на сумасбродства, которые он себе позволяет. Еще не видав его, я постоянно слышал, будто он сумасшедший.

Ознакомившись с Суворовым лично, я могу сказать, что он с таким совершенством разыгрывает сумасшедшего и сделал себе такую привычку прикидываться им, что привычка эта обратилась у него во вторую натуру; он разыгрывает сумасшедшего, но в действительности весьма далек от него»[249].

«Всё говорит, что это был человек высокообразованный, хотя сохранивший природное чутье, основанное на непосредственном знании людей и вещей. Он много работал, но скрывал это, чтобы сильнее поражать воображение своих солдат, во всем стараясь казаться вдохновленным»[250].

«Суворов — высший выразитель русского воинского духа и военного таланта»[251].

«Однажды, разговаривая о самом себе, Суворов сказал окружавшим его: "Хотите ли меня знать? Я вам себя раскрою: меня хвалили цари, любили воины, друзья мне удивлялись, ненавистники меня поносили, при Дворе надо мною смеялись. Я бывал при Дворе, но не придворным, а Эзопом, Лафонтеном: шутками и звериным языком говорил правду. Подобно шуту Балакиреву, который был при Петре Первом и благодетельствовал России, кривлялся я и корчился. Я пел петухом, пробуждал сонливых, утомлял буйных врагов Отечества…"»[252]

«Император Павел изъявил свое согласие на просьбу Франца II[253]. Послан был курьер за графом Суворовым»[254].

«1799 г. февраля 4. С.-Петербург

Сейчас получил я, граф Александр Васильевич, известие о настоятельном желании венского двора, чтобы вы предводительствовали армиями его в Италии, куда и мой корпус Розенберга и Германа[255] идут. И так по сему и при теперешних европейских обстоятельствах долгом почитаю не от своего лица, но от лица и других предложить вам взять дело и команду на себя и прибыть сюда для отъезду в Вену.

За тем есм вашим благосклонным

Павел»[256].

«Облобызав рескрипт, Суворов прижал его к ранам своим, немедленно отслужил молебен в сельской церкви и, готовясь к неимоверным подвигам, продолжал отличаться оригинальностью, отдал следующий приказ старосте: "Час собираться, другой отправляться…"»[257]

«Фельдмаршал немедленно приехал в Петербург, где он принят был публикой с восторгом»[258].

«Суворов повергнулся 18 февраля к стопам Императора. Подняв престарелого героя, Павел I возложил на него большой крест святого Иоанна Иерусалимского. "Господи, спаси царя!" — воскликнул тогда фельдмаршал. "Тебе спасать царей!" — отвечал император. "С тобою, государь, — возразил Суворов, — возможно"… Завистники утверждали, что победитель неустроенных войск турецких и польских утратит всю свою славу перед искусными вождями французов. Нелепые отзывы доходили до Суворова: он отомстил тайным врагам — делами»[259].

«Еще в марте месяце пронесся между нами слух, что отец наш Суворов поехал в Вену и будет начальствовать нами и австрийскими войсками. Радость наша в том была невыразимая — молитвы к Богу усердные и благодарность к царю-государю несказанная. Всё ожило, всё, от старика до молодого, пришло в бодрость. Ведь мы душою любили Александра Васильевича, любили по-прежнему, по-старому, и надеялись быть непобедимыми под его властью; и только под его одним начальством воины русские могли быть страшны врагам своим»[260].

Слух о суворовском назначении еще только достиг русских войск, а полководец уже был на подъезде. 8/19 марта он писал: «Два дня назад прибыл я к австрийским войскам и нашел их в полных успехах. Российские прежде шли тихо, но потом сделали марш 88 миль в 19 суток, в горах, в непогоду, по последнему зимнему пути и разлитии рек»[261].