Алина решила, что, может быть, здесь найдет понимание своих тревог.

— Скажите, Настя, вы пробовали вводить своему ребенку диету?

Лицо Насти погрустнело, поскучнело, она отвернулась и, глядя на бассейн, сказала:

— Нет, знаете, мы этой ерундой не занимались.

— Почему ерундой? Я читала о результатах у других девочек, об их успехах, я разговаривала с Танюшей. Разве вы не думаете, что могли бы быть очень хорошие результаты на диете?

— Я не думаю, — сказала Настя, как отрезала. — Я советовалась с врачами, ни один не подтвердил, что диета может быть эффективной. Дело в том, что я придерживаюсь такой точки зрения: есть официальная медицина, и я буду полагаться на нее.

Алина смешалась. Категоричный тон Насти немного отталкивал. Разве можно полагаться только на официальную медицину, когда она не обещает никакого выздоровления, напротив, говорит, что болезнь затянется, а может, останется на всю жизнь?

— Настя, но разве вы не мечтаете вылечить сына раз и навсегда?

Настя медленно повернулась и посмотрела на Алину, сквозь отчуждение пробивалось сочувствие. Алине стало не по себе. Настя глубоко вздохнула и спросила:

— Ведь вы совсем недавно узнали о диагнозе, правда?

— Да, недавно.

— Тогда вот вам мой совет. Не спорьте с другими мамочками, по крайней мере еще год. Привыкайте к своему ребенку, такому как он есть. Ищите, учитесь на ошибках и успехах других. Через год-полтора вы будете гораздо лучше разбираться в вопросе и сможете других учить, как им жить. — Настя замолчала и стала смотреть на плавающего в бассейне сына. Алина выжидающе смотрела на нее. Настя вновь повернулась к ней и сказала:

— А что касается вашего вопроса, хотела ли бы я вылечить сына Тошу раз и навсегда. Вот послушайте, что я скажу…

Настя встала и села рядом с Алиной. Алина не отводила от нее глаз, жадно впитывая каждое Настино слово.

— Мы с мужем оба программисты. То ли профессия накладывает отпечаток, то ли воспитание такое. Я людей особо не люблю, мне больше нравятся цифры и скрипты. И тем более никогда я не любила людей, которые по сути своей, по убеждениям являются скучной серой массой. Мне всегда нравились люди необычные, с изюминкой. И поэтому я рада, что мой Тоша не такой, как все. Вы знаете, что среди аутистов очень много по-настоящему талантливых детей? Они пишут стихи, сочиняют музыку. Да что там музыка, среди программистов Билла Гейтса половина — аутисты! Вы не знали? Так вот поэтому я не думаю, что мой сын болен. Я думаю иначе: он родился особенным, именно в такой семье, как наша. И мы поможем ему адаптироваться к окружающему миру, но в то же время сохранить самобытность и уникальность. Это самое главное для каждого человека. Сын у меня очень талантливый, он с детства был очень общительный и коммуникабельный. Знаете, если бы он был обыкновенный мальчишка, мне, наверно, было бы с ним не так интересно. — Настя усмехнулась, что-то припоминая.

Алина не знала, на какую полочку сознания уложить новую информацию, поближе или подальше. Настя снова кинула взгляд на сына, удостоверившись, что с ним все нормально, и продолжила:

— Он может в автобусе подойти к незнакомой женщине, которая ест из пачки сухарики, и сказать: «Тетенька, не угостите голодного мальчика сухариками?» — и тут же засунуть руку прямо в пакетик. Конечно, кто-то осуждал, ворчали, невоспитанный какой. А мы сначала просто думали, что это Антон такой раскрепощенный. Теперь-то, конечно, знаем, что это один из признаков аутизма. А знаете, как он в компьютерные игры играет? Он уже по Сети выигрывает у школьников вдвое старше себя. И это только начало! Да, кстати, он совсем не идеален, как может показаться из моего рассказа, — заметила она ошеломленной Алине, — у него бывают такие ситуации, когда он начинает вести себя совсем как самый настоящий аутист: бросается на пол, кричит, стучит ногами, не понимает, что происходит, начинает какие-то стереотипные движения, самостимуляции. Но мы с нашим врачом подобрали хорошую схему лечения таблетками…

Заметив, что Алина оживилась при упоминании таблеток, Настя пресекла ее возражения на корню:

— Я знаю все, что вы сейчас мне скажете! Что таблетки — это вредно, это химия, ненужные организму шлаки, что это все влияет на мозг, что ваша диета гораздо полезней. Но на самом деле современная медицина большинство заболеваний лечит именно таблетками, верно? Так или иначе, когда у вас бронхит или почки болят, вы же пьете именно таблетки, а не садитесь на диету. Которую вам к тому же никто и не прописывал, да? Поэтому диета — это не наш выбор. Наш выбор — это поддержать возможные гениальные способности нашего мальчика, пусть даже и при сопутствующем лечении препаратами.

Алина молчала, все было так неоднозначно, так запутанно, она и не знала, что сказать и что спросить. С одной стороны, доводы Насти были как будто логичными, но, с другой стороны, если предположить, что ребенок действительно болен и с помощью диеты можно сделать его обычным и здоровым, тогда то, что говорила Настя, выглядело чудовищным. Предположим, эти проклятые белки из булок и йогуртов действуют на мозг ребенка, как героин. Но разве стал бы кто-нибудь кормить ребенка наркотиками только ради того, чтобы вырастить интересную необычную личность. Это ужасно жестоко и несправедливо по отношению к ребенку, который мог бы стать, может быть, и менее талантливым, но зато здоровым, счастливым, создать нормальную семью, жить отдельно от родителей, работать.

Алина думала. Она никогда не ожидала, что перед ней предстанет такой выбор. Конечно, ей, как, может быть, и любой женщине, хотелось бы быть матерью гения. Эйнштейн, Микеланджело, Льюис Кэрролл — память услужливо подсунула Алине имена великих людей. Алина вспомнила, что ей они попадались где-то в связке с аутизмом. Воспитать гения — мечта матери. Она начала понимать смысл фразы «тонкая грань между гением и безумцем». Хорошо взрослому человеку, он, по крайней мере, может предъявить свой дар и подтвердить, что не просто безумен. А что говорить о двух-трехлетнем малыше? Кто согласится считать его будущим гением и отказаться от всех возможных способов сделать его обычным ребенком, только ради того, чтобы удовлетворить честолюбие матери?

Настя что-то быстро писала в планшете. Алина понаблюдала за плескавшимся в бассейне Вовой и пыталась разобраться в только что услышанном от Насти. Со всей очевидностью она почувствовала, что ей лично не нужно никаких гениев, ни талантов, ни художников, ни писателей. Она хочет, чтобы Вовка рос обычным мальчуганом. Играл в футбол, разбивал коленки, дрался с друзьями, учился, работал, нашел себе девушку, женился, завел своих детей. «Надо же, — поймала она себя на этой мысли, — я сыну уже всю жизнь распланировала». И все это отдать в жертву призрачному шансу на какой-то возможный талант? Нет, Алина была к этому не готова. Она повернулась к Насте и твердо сказала:

— То, что диета кому-то не помогает или то, что вы не хотите ее попробовать, не значит, что она не поможет нам. Пусть даже она помогает двум детям из десяти, почему бы мне не думать, что мой ребенок не окажется одним из них?