Я со стоном села, потерла ушибленные места – вроде руки-ноги целы! – и принялась собирать с пола покупки. На мою удачу, яйца, молоко и замороженный горошек оказались в сумке, которую несла Мероу Замороженный горох имеет обыкновение распространяться со скоростью вулканической лавы, и собрать его весь в замороженном виде не представляется возможным.

Интересно, на чем это я поскользнулась? Наклонившись за банкой консервированных ананасов, закатившейся под стул, я обнаружила листок бумаги, который на моем натертом до блеска полу отлично заменил скейтборд. «Нечестивая, готовься к смерти! – гласило послание. – Коринна Чапмен, тебе не жить!»

Я молча протянула листок Мероу. Теперь угроза приобрела личный характер. И этот псих знает, где я живу. Мероу молча извлекла из кармана листок со словами: «Ведьмы должны гореть на костре! Мириам Каплан, готовься к смерти!»

На этот раз проняло и невозмутимую Мероу: ее трясло. Мне тоже стало, мягко говоря, не по себе. Нужно срочно принимать меры. И неважно, что сейчас всего-навсего четыре часа дня и за окном светит солнце. Усадив Мероу на кухне, в самом любимом убежище женщин всех времен, я налила нам по бокалу коньяка. И – о, чудо из чудес! – колдунья, которая читала мне нотации по поводу ослабления чакр в результате злоупотребления алкоголем, подняла бокал и залпом его осушила.

– Он знает, где мы живем, – сказала Мероу, слегка закашлявшись. – И знает мое настоящее имя.

– Так ты Мириам Каплан? – спросила я, тоже немного покашляв.

– Была. Лет двадцать тому назад, – ответила Мероу. – Теперь все знают меня как Мероу, и я никому никогда не говорила, как меня зовут на самом деле. Откуда он узнал мое имя? Кто он такой?

– Может, заклинание все же подействует, – заметила я. Коньяк делал свое дело.

– Уже подействовало, – с убеждением заявила Мероу. – Оно работает. У этого психа ничего не получится. Послания как раз и свидетельствуют о том, что у него что-то не ладится, и поэтому не стоит бояться.

– Может, и не стоит, но я почему-то боюсь, – призналась я.

– Потому что ты ни во что не веришь, – заметила колдунья и, плеснув себе новую порцию коньяка, продолжила: – Я должна верить в свою карму. И я верю, но, сказать по правде, тоже боюсь.

– Дай-ка мне бутылку.

Приняв еще дозу, я принялась раскладывать продукты; ничто так не успокаивает, как привычные занятия. Чтобы прийти в себя и немного отвлечься, мы с Мероу принялись болтать о разных мелочах. Я удивилась вслух, отчего производители самой прочной и красивой упаковки выпускают кошачий корм, который Горацио в рот не берет. Мероу в свою очередь поинтересовалась, можно ли приучить кошек к вегетарианской пище, на что я ответила: в этом случае они будут воспринимать своих хозяев либо как крупное плотоядное, гнусным образом присваивающее все мясо себе, либо как потенциальный обед.

Тут Горацио и Мышиная Полиция с настороженными мордами материализовались на кухне. Всем своим видом они как бы говорили: «Если подобное безобразие повторится, кухня не место для кота, получившего тонкое воспитание (да и для выросших на помойке тоже!). Если же это больше не повторится, то срочно требуется поддержка в виде кошачьего корма – чтобы несчастные животные поскорее оправились от шока, полученного в результате внезапного падения ста килограммов живого веса и продуктов». Мышиная Полиция кинулась приветствовать Мероу и даже позволила погладить себя за обкусанными в боях ушами и по вздымающимся от волнения бокам. Горацио запрыгнул на стол, обнюхал мой стакан, недовольно поморщился и вернулся на балкон ловить последние лучи ультрафиолета.

– Нужно сообщить в полицию, – подытожила я. – И спросить у госпожи Дред, не получала ли она очередное послание. О господи, а Госс и Кайли?

– Давай я поговорю с ними, – предложила Мероу – А ты сходи к госпоже Дред.

– Лучше позвоню – она мне оставила номер мобильного.

Мне совсем не хотелось покидать уютную кухню и залитый солнцем балкон. Мероу ушла, заставив меня запереть дверь. Я позвонила госпоже Дред. Оказалось, что и ей пришла анонимка, хотя поначалу моя она была явно не расположена к откровенности. Содержание послания было примерно таким же, но с еще большим количеством восклицательных знаков. «Верный признак больной головы!» – сказал бы мой учитель английского. Час от часу не легче! Я позвонила старшему констеблю Уайт. Она обещала подъехать и велела не трогать письма руками (толку-то!), а положить их в пластиковый пакет. Достав из ящика стола пакет, я запихнула туда оба послания. Листок, который принесла Мероу, тоже просунули под дверь без конверта.

Вскоре вернулась колдунья. Девочек дома не было, но ей удалось извлечь письмо из-под двери их квартиры. Тем лучше: пусть они ничего об этом не узнают. В пакет отправился третий листок с аналогичным текстом: «Госсамер Джадж и Кайли Мэннерс, развратные потаскухи, скоро вы умрете!!!» На этот раз три восклицательных знака и снова полная осведомленность. Отхлебнув коньяка и сбросив шаль, Мероу уставилась в пустоту. Алкоголь развязал подруге язык, и она стала посвящать меня в подробности своей жизни.

– Я родилась на ярмарочной площади в Джилонге, – начала она. – Родители мои приехали из Польши и всегда подвергались гонениям. Как Гитлер начал, так и повелось.

– Так ты цыганка? – тихо спросила я.

– Наполовину. Отец спас мать от пограничника, который хотел ее изнасиловать. Родных у мамы не было. Она хотела бежать из Польши, но попалась. Отец родом из Австралии. Он работал санитаром. Тогда австралийцев было везде полно: зайди в первый попавшийся бар в любом уголке света и за барной стойкой обязательно встретишь австралийца. Так говорил отец. Он считал, что австралийцы славные работящие ребята, которые всегда возвращаются домой. Как бумеранг. И до конца дней называют Австралию домом. Как тебе это? Вот отец и привез маму домой и даже попытался жить как цыган, но не смог, бедняга. Грязь, неустроенный быт… Мать любила отца и тоже старалась стать австралийкой, только и у нее ничего не вышло: для цыганки жизнь в этой стране казалась слишком правильной, чистой и далекой от земли и пыльной дороги, которая всегда звала маму. Так что родители расстались, а мне приходилось по шесть месяцев в году строить из себя примерную школьницу, а оставшиеся полгода – босоногую цыганку.

– Да, тяжело тебе пришлось! – посочувствовала я, желая продолжить разговор.

– Да, но мне нравилась такая жизнь. Цыгане, как правило, не знают другой жизни, да и большинство австралийцев тоже, а у меня была возможность выбора. И я его сделала – стала колдуньей. А колдуны всегда сами ищут дорогу в жизни, не повторяя судеб отца или матери. Я выбрала магию викка. Я знала древние заклинания и обряды, умела гадать на картах таро – научилась у одной румынки, когда мне было двенадцать. Старинная магия – вещь достаточно ограниченная, дерзкая попытка управлять миром в соответствии со своей волей, как сказал Краули.[8]Магия викка гораздо моложе. Ее создал в двадцатые годы Джеральд Гарднер. Это магия света. А колдовство, которое использовала мама, уходит корнями в далекое прошлое, и ее любимые обряды можно отнести к черной магии.