очень устала после прошедшей ночи, и меня раздражало, что гильдия все еще вела себя так, будто не собирается мне помогать.

Пока Повелитель теней вертел свой нож, я протянула руку вперед и ухватила его за запястье, когда кончик ножа был направлен в небо. Он был сильнее, а я не очень хорошо нацелилась на его запястье. Несколькими гибкими движениями он мог бы этим ножом выпустить мне кишки.

Эти чернильные глаза сощурились, когда он посмотрел на то, как моя рука удерживала его, как будто его остановило не давление, а скорее шок от прикосновения.

– Мне надоело говорить об этом, – сказала я низко и хрипло. – Я хочу узнать план того, как мне вернуть брата. Мы оба уже достаточно настрадались, и я сделаю все возможное, чтобы его страдания закончились поскорее.

Повелитель теней приблизил ко мне свое лицо; от его кожи исходил жар. В один миг как будто исчезли все, кроме меня и его.

– Думаешь, ты познала страдание? Почему? Потому что отчим тебя игнорировал? Поселил тебя на сеновале? Да что ты знаешь? Ничего.

Каждое слово вырывалось откуда-то из глубины его горла.

На миг я забыла, что провоцирую Повелителя теней.

– Ты не знаешь, на что я пойду, чтобы защитить тех, кого люблю. Даже от таких, как ты.

Чернота его глаз заклубилась от того, что я приняла за ненависть.

– Ты бы удивилась тому, что я знаю.

– Сейчас. Сейчас будет, – прошипел Раум, тряся руками, ухмыляясь Вали этой своей дурацкой усмешкой.

Повелитель теней на долгое мгновение закрыл глаза. Когда он их снова открыл, теней больше не было. Его лицо не изменилось, но глаза стали золотыми, как утреннее солнце.

– Я очень многое о тебе знаю, Малин.

Моя губа задрожала. Я была в ярости, очень растеряна и не могла дышать. Слезы, которые я приберегала для воспоминаний о том, что утрачено, закапали с ресниц. Я быстро сморгнула их, дабы убедиться, что все взаправду. Его яркие, незабываемые глаза я не видела с самого детства.

И они меня теперь ненавидели.

Мой голос вырвался вздохом, едва слышным и вмиг затихшим:

– Кейз?

Часть вторая

Глава 12

Воровка памяти

Прошлое

С растрепанными рыжими косичками и липкими от тающего сладкого льда пальцами я бежала через толпу, чтобы первой добраться до радужного шеста. Возвышавшийся в центре шест был увит лентами всех цветов: золотыми и зелеными, голубыми и синими, красными и розовыми. Люди скакали и вертелись, разматывая, а затем накручивая длинные ленты обратно, сплетая разные узоры.

Нас здесь не должно было быть, но каким-то чудом мы были. Поражаться этому чуду было куда как веселее, чем следовать постылым правилам, которые Хаген и мой отчим нагрузили на наши головы.

Я рассмеялась, первой прикоснувшись к огненно-красной ткани, но тут же вскрикнула от щипка за руку.

– Обогнал!

Я всмотрелась в путаницу лент. Глаза цвета меда взглянули на меня в ответ.

– Кейз, клятый ты лжец, вовсе не обогнал!

– Не выражайся, Малли.

– Ты все время выражаешься.

Мальчик с вьющимися темными волосами, который был тоньше фонарного столба, нахмурился.

– И все равно я выиграл.

Я хотела победить, но, по правде, Кейз всегда побеждал, когда мы бежали наперегонки.

– Ну и ладно. Тебе орехи острые или сладкие?

– Не трать медяки. – Он сказал это и переступил с ноги на ногу, его веселье немного угасло.

Я фыркнула.

– Выиграл, значит, выиграл. Не притворяйся, будто не хочешь тех орехов. Ну так что: сладкие или острые?

Он широко улыбнулся.

– А ты как думаешь?

– Острые. И чтоб никто тебя не видел. Хаген и так уже рассердился, что мы сюда пробрались. Он зол на тебя.

– С какого пекла он зол на меня, если это была твоя идея?

– Выражаешься! – я ткнула ему пальцем в лицо. Затем мы оба рассмеялись. – Он злится, потому что думает, что мы начнем хвастать своим месмером и нас схватят маскарадные хватальщики. – Я выставила все пальцы вперед и завыла, как призрак, ожидая, что он рассмеется.

Но вместо этого Кейз прижал свою липкую от сиропа ладонь к моему рту.

– Тс-с-с. Пекло, Малли. – Больше никто не звал меня Малли, кроме него. Он оглянулся через плечо. – Эти хватальщики существуют. Слушай, никто не должен знать, что я рифтую.

– Так уж и рифтуешь, – дразнила я его. Он даже не мог поцарапать мне кожу, когда я позволяла ему попрактиковаться.

Он пихнул меня в плечо; губы расцвели от небольшой усмешки.

– Он просто зол, потому что ты тупица и начинаешь трепаться о месмере.

– А я не боюсь, – прошептала я. – Мой месмер силен.

– Он жуткий.

Я фыркнула, рассмеявшись.

– Хаген сказал, что после сладостей он сводит нас к той гадалке с рунами, если мы захотим, но на этом все, потом он заставит нас пойти домой.

Кейз застонал.

– Снова к ней? Она несет безумную чепуху.

Я ударила его кулаком в грудь.

– Последнее, что она сказала, было обо мне. Что? Я недостаточно хороша, чтобы обменяться с кем-нибудь обетами?

Старая женщина-альверка перевернула одну из своих загадочных деревянных рун и сказала Кейзу, что ему надо беречь мое сердце – когда-нибудь он свяжет его обетами.

Когда она это сказала, что-то тугое и теплое схватилось у меня в груди, а Кейз издал звук, будто его тошнит, чем все и испортил.

Мальчишки вечно так делают.

– Я и не говорил, плоха ты или хороша. – Он потер то место, куда я его ударила, и мрачно взглянул на меня. – Я уже решил, что обменяюсь с тобой обетами, тупица. Во время этой штуки с обетами надо целоваться, а я с тобой уже, – он почесал голову. – И у тебя не то чтобы плохо получается, так что снова это делать будет не слишком противно. Я просто говорю, что мне не нравится, когда рунная леди указывает мне, что делать. А еще она странно пахнет.

Кейз на меня не смотрел, и я была этому рада. Мои щеки ощущались как-то странно, им было горячо и колко.

В прошлый год какие-то мальчишки из приюта в городе сказали, что Кейзу будет слабÓ поцеловать одну из приютских девчонок. Не желая прослыть трусом, он сказал, что вместо этого поцелует меня, потому что хотя бы знает, что я ем каждый день.

Может, Кейз и сделал это, чтобы покрасоваться перед грубыми беспризорниками, но не думаю, что когда-либо это забуду. Я воображала, что чужие губы