принести мне и маме ужин в башню, в мои покои. Женщина довольна – ведь её муж привёз ей подарки, и господин не обманул насчёт денег! Потому расцветает в улыбке и клянётся, что сегодня превзойдёт себя. Тем более, что есть из чего. Напоминаю, что народа у нас прибавилось, и если ей будет тяжело, то может взять себе помощниц. Но повариха морщится – старым она не доверяет, а из новых ещё никого не знает. Управится сама. Сама, так сама. Мне, главное, чтобы было вкусно. И мясо присутствовало в наличии. Матушка зовёт за собой и новую служанку. Это правильно – должна же та знать, где находятся покои госпожи? Поэтому, когда мы уходим в башню, девчонка семенит следом, сложив руки на животе под новеньким фартуком. Поднимаемся по лестнице, входим в мою комнату, и водружаю на стол тючок, объёмистый, и довольно увесистый:

– Это тебе, мама.

– Зачем, Атти? Ты потратился ещё и на подарки мне? Лучше бы сохранил деньги! Мало ли как всё обернётся…

– Мама! Перестань!

Моё лицо хмурится, и доса Аруанн умолкает, пугаясь.

– Ты не понимаешь! Как может сын экономить на собственной матери?! Ведь всё, что я делаю – ради тебя!

Матушка замирает – похоже, она никогда не слышала таких слов от того, прежнего Атти…

– Это тебе наряды…

На стол ложится верхнее, голубого цвета бархатное платье, украшенное серебряными нитями. Под него полагается чуть более светлое, из тонкого шёлка, как я понимаю, нижнее. Если одеть вместе, будет смотреться красиво… Кладу на стол шкатулку с украшенными чеканкой женскими принадлежностями: гребнями, заколками, шпильками и булавками. Есть даже крохотные ножнички, такие же изукрашенные гравировкой. Десять серебряных бари. Но работа стоит этого. Тем более, для мамы.

– В кладовой бархат, аксамит и нунстр…

…Так здесь называется батист…

– … ещё немного хелса…

А это – хлопковая ткань…

– Сможешь сшить себе ещё чего-нибудь…

И извлекаю на свет божий обе песцовые шкуры. Встряхиваю одну, провожу по меху рукой, и тот искрится и сияет в сиянии лучей солнца, бьющих через окно-бойницу. Накидываю ей шкурку на шею, свожу концы вместе. Мама жмурится и смешно морщит нос. Потом прижимает шкурку к щеке и спрашивает, по-моему, сущую глупость:

– Это мне? В самом деле?

– Ну конечно, тебе! Одно на плащ, второе придумаешь куда. Я в ваших штучках не силён…

– Но, Атти, а как же…

И замолкает, приложив ладонь ко рту – забыла, что я обеспамятел. Улыбаюсь, ободряя её. Неужели меня будет волновать то, что я никогда не знал, собственно говоря? Оборачиваюсь к покорно и незаметно застывшей у дверей комнаты девчонке, отдаю ей приказ:

– Давай, пока свободна. Иди на кухню и жди ужин. Как будет готово – возьмёшь пару женщин, и принесёте сюда. Поняла?

– Да, сьере…

Пискнула и исчезла, словно призрак, только где-то там стучат подошвы по дереву. Улыбаюсь. Мама подходит ко мне и кладёт руку на плечо, заглядывает в глаза:

– Она тебе нравится?

Вздрагиваю,

– Что ты! Просто она самая красивая из всех, да и переживают за неё люди. Думаю, что она беременна.

– А почему не спросишь?

– Ма, им и так досталось в плену… Зачем лишний раз душу травить? Да и неинтересно мне.

– Тогда зачем беспокоишься? Она же серв! Простолюдинка!

– И что? Она – мой человек! И заботится о ней – моя обязанность и долг, как и об остальных!

Доса Аруанн отступает на шаг назад, пытливо всматривается в меня. О, как мне знаком это взгляд. В прошлый раз мама смотрела точно так же. Но тут я не угадал. Женщина тяжело вздыхает, потом еле слышно произносит:

– А я и не заметила, как ты вырос, сынок…

Всхлипывает, я усаживаю её на стул, сам устраиваюсь рядом. Мне надо многое ей рассказать, посоветоваться. И мой рот открывается…

– В общем, мам, я договорился со сьере Ушуром, что раз в месяц буду посылать ему бочку сгущённого вина. Но тут вот ещё что – хотя старого и негодного вина у нас много, но такими темпами его надолго не хватит. Поэтому я хочу скупить все запасы такого товара у наших арендаторов. Всё равно его никто не возьмёт, кроме меня. Денег у нас хватит – нам дают по два фиори за малую бочку. Значит, большая будет стоить двадцать золотых. И раз сервы говорят, что уложатся в условленный срок, то я спокоен. Пусть пока работают так, а я со свободными от перегонки вина займусь пока кое-чем другим. То, что мы делаем на кухне, много продукции нам не даст. Да и сама видишь – работать приходится по ночам, и запахи. В общем, я знаю, как эту работу делать проще, меньшим количеством людей, и получать более качественный продукт. Но надо будет поработать, и, думаю, что вторую партию продукта мы изготовим ещё по старому методу… А вообще планы у меня большие. Что скажешь насчёт разведения овец для шерсти? Когда я поеду в следующий раз, куплю ещё людей, так что проблем не будет.

– А чем их кормить?

Спохватываюсь, бью себя ладонью по лбу – как же я мог забыть?!

– Мам! Прости! Из головы вылетело! Через неделю подойдёт обоз. Привезут муку, крупу, зерно, масла… А в следующую поездку ещё куплю. Мы бы просто не довезли всё сейчас.

Виновато опускаю голову. Но ласковая рука треплет мои короткие волосы.

– И зачем ты так постригся, Атти? Впрочем, раз захотел… Ты уже совсем взрослый.

И опять вздыхает. Тут открывается дверь и в комнату входят служанки, несущие целую гору еды. Мне в первый момент становится не по себе – тут лопнуть можно, пока всё съешь! Вот уж точно, жена деда Хума – мастерица своего дела! Всевозможные заедки и заешки, аромат просто непередаваемый! Ну, ничего! Я её ещё удивлю! Нет ни салатов, ни соусов. Вижу, что про классический, древний, как сама жизнь, майенский соус никто не слышал! А всего-то – масло, яйца и уксус с солью. Вот же… Надо подумать насчёт сахара! И обязательно! Брагу то на чём ставить? На зерне? Так меня не поймут. Следовательно – надо искать сахар, либо скупать мёд в огромных количествах… Или остановится на крахмале? Его, в принципе, добыть несложно… Полно в любом зерне. И кислота есть. Купил совершенно случайно. Надо будет попробовать. Попытка не пытка, а полгода у меня, хотя, может, и больше, есть. В запасе. Выкрутимся! Мама вдруг трогает меня за нос, и я вздрагиваю, возвращаясь к реальности:

– Что?

Она шутливо машет ложкой перед