Больше никаких объяснений не последовало. Он даже не рассказал, кем ему приходится человек, которого он привез к ним домой.

Вендела и не спрашивала. Какая разница? В дальнейшем Генри никогда не называл нового жильца иначе как Инвалидом. А чаще вообще не произносил имени, просто кивал на второй этаж или многозначительно вращал глазами. Но в тот первый вечер, когда Вендела слышала глухой смех над головой и в испуге смотрела на потолок, отец спросил:

— Не хочешь подняться? Познакомиться?

Вендела отчаянно затрясла головой.

Новые обязанности быстро стали привычными. Вендела ухаживала за Инвалидом так же, как за скотиной, с той только разницей, что Инвалид никогда не показывался. Двери в его комнату всегда были закрыты, но звуки музыки и новостей по радио были слышны с утра до вечера. Ей было страшно интересно, не запирает ли Инвалид дверь, но попробовать она не решалась.

В ее обязанности входило каждое утро перед школой отнести на второй этаж поднос с едой и поставить его на маленький столик около двери.

Когда приносишь еду, всегда стучи, сказал Генри.

Она стучала, но ответа не дожидалась — сразу спускалась вниз.

Дверь открывалась не сразу. Иногда Вендела успевала собраться в школу и даже переобуться, прежде чем сверху доносился скрип дверных петель. Она стояла в прихожей затаив дыхание: вот скрипнула дверь, тяжелое дыхание, позвякиванье чашек на подносе…

Она всегда боялась, вдруг что-то случится, вдруг он уронит поднос и ей придется подниматься наверх и помогать.

Никогда ничего не случалось, но с каждым днем она все сильнее боялась, что однажды поднимется с подносом, а дверь будет открыта. Настежь.

Но нет, вечером она загоняла коров и находила пустой поднос на столике, а на полу — горшок. Горшок тоже входил в ее обязанности. Из-за дверей слышался тихий смех.

У Генри почти не было друзей. Регулярно их навещали только тетя Маргит и дядя Свен из Кальмара; они приезжали раз в год за два дня до Рождества; багажник их большой машины был всегда набит продуктами и подарками. Вендела и Генри готовились к гостям: драили полы в кухне, стелили новую скатерть. Но разве скроешь бедность?

Один такой визит остался у Венделы в памяти…

Генри предлагает гостям кофе, пытается непринужденно болтать, потом они с сестрой идут на второй этаж поздороваться с Инвалидом. У тети Маргит в руках несколько свертков.

Вендела остается сидеть в кухне. Она слышит, как открывается и закрывается дверь. Тетя Маргит звонким голосом желает Инвалиду счастливого Рождества. Ответов Инвалида не слышно.

Один-единственный раз дверь открыта — через несколько месяцев после того, как Инвалид поселился в их доме. Даже не открыта, а приоткрыта. В комнате стоял полумрак, на нее пахнуло застоявшимся, спертым воздухом. Она увидела кровать и маленький стол. На полу лежало старое одеяло.

А на одеяле сидел очень худой человек с нечесаными длинными волосами.

Он сидел неподвижно, сгорбившись.

Вендела решила, что Инвалид спит, но тот внезапно повернул к ней голову, посмотрел и начал хихикать.

Она прошла мимо, притворяясь, что ничего не заметила, быстро спустилась по лестнице и выбежала на газон.

Теперь она поняла, почему Инвалид всегда держит дверь закрытой — наверное, не хочет, чтобы другие видели, какой он больной и старый.

И все-таки жить год за годом в крошечной комнате на втором этаже, никогда не видеть солнечного света… Этого она понять не могла.

Прошла зима, наступил март. Снег в альваре таял, образуя большие лужи, иногда чуть ли не озера. Весенние озера, к лету они исчезали. Коров еще рано было гнать на выпас, и Вендела иногда после школы шла побродить по степи. Смотрела, как облака и все огромное небо отражаются в спокойной воде, и ее охватывало чувство полной, совершенной свободы.

В один из таких солнечных вечеров она увидела какой-то странный предмет на горизонте. Большой валун. Приплюснутый сверху, он был похож на слегка наклоненный алтарь, а окружившие его кусты можжевельника старались, казалось, держаться от него на расстоянии.

Вендела не стала подходить к камню. Она и так зашла довольно далеко, а до камня было еще километра два, не меньше. Среди многочисленных озер легко заблудиться. Повернулась и побежала домой.

Прошла весна, учебный год закончился, а она так и не сходила посмотреть на странный камень. Но как-то летним вечером она рассказала отцу, что видела в степи.

— Камень эльфов?

Генри сидел за кухонным столом и полировал сделанный им каменный подсвечник. Тряпка, намоченная в абразиве, постепенно придавала подсвечнику горячий зеркальный блеск, точно он был сделан из лучшего сорта мрамора.

— По дороге в Марнес? Ты про этот камень говоришь?

Вендела кивнула.

Теперь она знала название. Камень эльфов.

— Он все время там лежит. Еще с ледникового периода. Люди раньше использовали его как жертвенник. Приносили жертвы.

— Кому?

— Эльфам, — сказал Генри. — Его еще называют эльфовой мельницей. Там сверху такие ямки есть… Раньше думали, что ямки оттого, что эльфы толкли на нем зерно. Муку делали. И теперь кое-кто туда ходит — загадывает желания… Приносит эльфам подарок и просит о чем-нибудь.

— О чем?

— О чем угодно. Кто-то что-то потерял, просит эльфов помочь найти… — Генри посмотрел в окно и помолчал. — Или удачи в жизни…

— А ты сам?

— Что — я сам?

— Ты приносил подарки эльфам?

Генри покачал головой и снова взялся за тряпку:

— Нельзя просить о том, чего не заслужил.

Вендела взвесила хлыст в руке. Неужели это и вправду он? Теперь он казался легче и короче, чем когда она была маленькой, но все равно длинный. Ей показалось, что где-то вдали раздается глухое позвякиванье колокольчика.

Пошли, пошли, пошли!

Прошло сорок лет, а она все еще помнила этот свистящий звук… но совершенно не понимала — зачем она так колотила бедных коров? Неужели у нее были в детстве садистские наклонности?

Вендела поставила хлыст на место и вышла из сада. Узкая тропинка вилась между деревьями. Когда-то это был луг. Тогда, помнится, все пастбище было усеяно коровьими лепешками. Никакого луга больше нет, все заросло мелким кустарником. Здесь не было ни одной коровы, наверное, лет десять, если не больше.

Роза, Роза и Роза, подумала она — и побежала.

За низкой каменистой стеной по другую сторону бывшего луга начиналась знаменитая эландская известняковая степь. Альвар. Когда она была маленькой, здесь не было ни деревца, ни кустика, только трава. Теперь повсюду росли низкие березы и кусты боярышника. Она старалась бежать по прямой, но все равно приходилось то и дело обегать стоящие на дороге кусты.