мучительно думала о том, что сейчас неминуемо придется звонить Сергею. Дома в полдевятого она никак не будет — уже почти восемь. Нужно снова что-то придумывать, что-то такое, что позволило бы ей сегодня вообще не возвращаться. Например, ночевку у подруги.

— Все, иду. — Алексей встал. Ася помогла ему снять рубашку, проводила до ванной, зажгла свет.

— Что-нибудь нужно?

— Нет, все в порядке. — Он захлопнул дверь.

Ася постояла, прислушиваясь к постепенно нарастающему шуму воды. Потом вернулась в комнату. Достала телефон, быстро нажала на кнопки.

— Сереж!

— Да, я. Ты уже закончила? Давай я подъеду к ДК.

— Нет-нет, — поспешно проговорила она, — знаешь, тут у меня Маринка.

— Маринка?

— Ну да. Она на машине, заехала повидаться, мы ведь сто лет не общались.

— И что вы собираетесь делать? — В голосе Сергея появилась настороженность.

— Она зовет меня к себе. Сева улетел в командировку, так что мы поболтаем по-бабски и ляжем. Не обидишься?

— Еще как обижусь. Сначала полубольная из дому умотала, а теперь еще и в гости намылилась на ночь глядя!

Ася напряженно молчала.

— Да смеюсь я, смеюсь, — проговорил Сергей примирительно, — езжай к своей Маринке, только утром уж будь добра, возвращайся.

— Обязательно, — быстро сказала Ася.

— Целую!

— И я тебя.

Она спрятала телефон, ощущая себя последней дрянью и сволочью и одновременно наслаждаясь обретенной свободой: ее алиби перед Сергеем было железным — Маринка полгода назад переехала в новостройку и дома у нее телефона еще не было.

Вода в ванной по-прежнему лилась. Чтобы отвлечься от тягостных мыслей и не сидеть без дела, Ася решила по мере возможности убраться в комнате. Она отыскала в кухне веник, вымела с пола мусор, собрала в пакет пустые бутылки, намочила тряпку и протерла малочисленную и допотопную мебель, включающую в себя стол, узкий растрескавшийся комод и старенький книжный шкаф, набитый потрепанными книгами. Заглянула в угол между диваном и окном, нет ли и там порожней стеклотары, и замерла от неожиданности.

На полу, возле диванной ножки, стояла железная клетка. В клетке сидел хомяк, крупный, рыжевато-коричневый, с усиками и розовым носом. Он тревожно смотрел на Асю круглыми внимательными глазами.

— Ты кто? — тихонько спросила она и подняла клетку. Хомяк беспокойно заметался в крошечном пространстве, кончик его носа смешно подрагивал. Кормушка была абсолютно пуста, лишь возле нее на газете лежала пара ссохшихся макаронин.

— Бедный, голодный, — жалостливо проговорила Ася и поставила клетку на комод.

Она хотела было пойти поискать что-нибудь съестное для несчастного зверька, но вдруг остановилась. Ей внезапно показалось, что шум воды стал каким-то не таким, будто бы она текла сама по себе, не встречая на пути препятствия в виде человеческого тела.

Асю охватил страх. Можно ли было отправлять Алексея в душ в таком состоянии? Вдруг ему стало плохо, он потерял сознание или, что всего вероятней, просто заснул и захлебнулся?

Она стремительно подошла к ванной, дернула ручку на себя. Дверь легко поддалась. Ася робко заглянула внутрь.

Комнатка была окутана паром. Алексей стоял как ни в чем не бывало, подставив голову под сильные водяные струи.

У нее отлегло от сердца. Она хотела выйти, но вместо этого почему-то тихонько прикрыла дверь у себя за спиной.

Алексей спокойно и молча наблюдал за тем, как Ася осторожно ступает по влажному кафелю. Шаг, другой. Колени коснулись низкого облупленного бортика ванной. Она подняла глаза.

— Сними это, — он дотронулся до ее блузки.

Ася послушно расстегнула пуговицы.

— И это тоже, — Алексей кивнул на джинсы, — все.

Он взял ее на руки, как тогда, на тропинке у сторожки, поставил рядом с собой. Ее лицо, плечи, грудь тут же покрыли прохладные брызги, в волосах заблестели радужные капли.

Ася почувствовала, как ее неудержимо клонит вниз, и медленно опустилась на желтоватое дно ванной.

…Кажется, она кричала, а может быть, ей это только показалось. Реальность и нереальность слились воедино, перестали быть различимыми, в восприятии остался только шум воды, мерный, громкий, нескончаемый. Шум воды, как шум самого первого, доисторического дождя на древней, только что возникшей из лавы планете…

Потом Алексей завернул ее в большое мохнатое полотенце, принес в комнату, уложил на диван. Тогда утерянная реальность стала возвращаться, с каждой минутой становясь все четче и безжалостней. Вместе с ней возникло сознание неотвратимости, невозможности вернуться в привычную жизнь, полная отверженность от прошлого и растерянность перед грядущим, страшным и неведомым.

Захлебываясь слезами, Ася прижималась к Алексею, голос ее прерывался от рыданий, мокрые волосы облепили лицо, плечи судорожно вздрагивали.

— Лешенька, милый, не пей больше, умоляю тебя. Ну пожалуйста, не надо так. Я же… я… люблю тебя, так люблю… Что… что с нами будет…

Он тихонько гладил ее по голове, задумчиво глядя в потолок.

— Настя, ну все, ну успокойся. Все, давай, будь умницей, перестань.

Она всхлипнула и вскинула на него огромные, полные слез глаза.

— Ты мне обещаешь?

Алексей невесело усмехнулся.

— Странная ты, Малыш. Хочешь, чтобы тебя обманывали? Чтобы что-то обещать, нужно знать, что ты это можешь выполнить.

— Ты можешь!

Он покачал головой.

— Вряд ли. Я пробовал, много раз. Это все от болезни, Малыш, башка у меня отказывает после контузии.

— Ты был контужен?

— И ранен тоже. Я ведь, Насть, был командиром парашютно-десантного взвода. Как-то раз сопровождай колонну. Все ничего, тихо, спокойно, и вдруг меня точно дергает что-то. Гляжу и вижу, отчетливо так — дух в камнях сидит и прямехонько в Газ-66 с боеприпасами из гранатомета целит. Еще секунда — всё бы к черту на воздух взлетело. Я водителю своего бэтээра кричу. «Газуй!» Тот опытный был, среагировал в момент. Успел между духом и грузовиком вклиниться. Ну и… влупили нам в борт. Водитель — труп, меня вытащили — ничего не слышу, перед глазами круги разноцветные, красные, желтые, шевельнуться не могу, отовсюду кровь течет…

Ася слушала затаив дыхание. Она больше не плакала и даже всхлипывать перестала.

— И… что потом?

— Потом в госпиталь отправили, в Палихумри, оттуда на «вертушке» в Ташкент. Тяжелая контузия и несколько осколочных в плечо. Месяц отлежался — и обратно. Врач-то предупреждал там, в госпитале, что после контузии последствия могут быть самые отдаленные, да мне по молодости казалось — ерунда. Рапорт написал, чтобы вернули в свой взвод. Встретили меня как родного. Позже «Красную Звезду» дали за то, что машину собой закрыл. Ну я радовался, как дурак… — Алексей вздохнул и потянулся за сигаретами. — Только потом понял, что врач прав оказался. Что-то там у меня в башке разладилось, и чем дальше — тем хуже. Иногда сам не пойму, что