Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет уж, решили заарестовать Дарта Вейньета, милости просим! – весело крикнул какой-то доходяга.
Уцелевшие солдаты короля в страхе попадали на мостовую. Они корчились на коленях, воздев к нам руки, один из них даже разрыдался к всеобщему восторгу.
– Пощады! – крикнул другой.
Варнан, все еще не отошедший после кровавого неистовства битвы, ринулся к ним, размахивая мечом, с воплем «убью!!!» Они в ужасе метнулись в стороны.
– Милую! – поспешно крикнул я, и Варнан резко остановился, словно натолкнулся на каменную стену.
– Что, уже все? – спросил он, тяжело дыша, хмуря редкие брови.
– Пропустите их, – сказал я, – пусть бегут.
Уцелевшие стражи поспешили раствориться в толпе. Люди провожали их пинками и затрещинами. Звериное выражение медленно сходило с лица Варнана, он тяжело дышал, крылья широкого носа раздувались, складка над переносицей разгладилась – к нему возвращалось обыкновенное благодушие. Казалось, он чем-то смущен.
– Э-э-э… – пробормотал он, – а правда, что ты этот? Ну как его? Король оборванцев Дарт Вейньет?
– Что-что? Король оборванцев? – Я с изумлением уставился на него. – Это еще что такое?
– Ну, так тебя прозвали, вас так прозвали, – поправился он, и совсем по-детски улыбнулся, даже не верилось, что этот великан только что отправил на тот свет больше десяти человек, действуя, как настоящий берсерк…
– Да, я – Дарт Вейньет, так что обращайся ко мне отныне милорд и исключительно на «вы». – Я улыбнулся толпе, обвел ее взглядом, потом резко убрал меч в ножны, отметив про себя, что так и не стер с него кровь, но в настоящей ситуации такой поступок выглядел бы несколько выспренно и, возможно, даже подорвал бы мой только начавший складываться среди жителей Стерпора авторитет – что это за отчаянный малый, если он тщательно протирает клинок, прежде чем убрать его в ножны.
Потом я сделал жест Варнану:
– А ну-ка подсади меня.
Великан снова, казалось, начал мучительно думать, где это он мог со мной познакомиться, если я сам принц, лишенный наследства Дарт Вейньет.
– Эй, – я окликнул его и ткнул в плечо, – ты послужишь короне или нет?
Тогда он подхватил меня на руки и почти зашвырнул на балкон второго этажа. Мне оставалось только перекинуть ногу через перила, и я оказался среди сушившегося здесь дамского белья огромного размера. Решительно отбросив панталоны, зацепившиеся за перо на шляпе, я громогласно крикнул с этой импровизированной трибуны:
– У меня предложение ко всем присутствующим. Кто-нибудь хочет жить в довольстве и счастье?
Над улицей повисла тягостная тишина. Должно быть, я переоценил деловой и интеллектуальный потенциал местных жителей. К тому же я несколько покривил душой. Если довольство я еще мог им обеспечить, то счастье может обещать только Бог или любимая женщина. Тем не менее я посчитал нужным продолжить свою мысль.
– Граждане Стерпора, я приехал сюда, чтобы заручиться поддержкой Алкеса Вейньета. Да, с помощью вашего короля я собирался забрать власть у предателя Преола, захватив земли Гадсмита. Я знаю, что люди там бедствуют, они живут очень плохо. Преол вовсе не тот король, который им нужен. А я знаю, что смог бы обеспечить процветание жителей Гадсмита, я дал бы достойную жизнь всем бывшим подданным Преола. Но теперь, после того как Алкес показал нам всем свое истинное лицо, я уверен, что поступлю правильно, если заберу и Стерпор. Знайте, что я это делаю лишь для того, чтобы жизнь здесь стала совсем иной – чтобы каждый получил возможность делать то, что он хочет, и быть тем, кем он захочет…
– Эй, а я хочу быть начальником королевской стражи! – крикнул кто-то из толпы.
– Начальник королевской стражи у меня уже есть, – я ткнул пальцем в Кара Варнана, и он мгновенно загордился, высоко задрал подбородок и ухмыльнулся во все лицо, – а вот остальные должности пока свободны. Но я говорю сейчас не об этом. Вы слышите меня, граждане Стерпора, если я стану королем, то у вас будет свобода и процветание. Свобода и процветание, если только вы вслушаетесь в мои слова и пойдете за мной…
Прости, папа, наверное, я оказался плохим сыном, но твоя последняя воля кажется мне весьма сомнительной. Сейчас перед лицом всех этих людей мое будущее вдруг нарисовалось со всей отчетливостью. Для меня стало очевидным, что я должен предпринять, чтобы обеспечить свое будущее. Боюсь, что твою последнюю волю придется пересмотреть.
– А мне вот его жалко…
– Нашла кого жалеть, проходимец какой-то. Может, он и не Дарт Вейньет вовсе…
– А как мечом машет, любо поглядеть… Рассказывают, будто он один может сто человек победить.
– Это ты кого проходимцем назвала, дура глупая. Сейчас курицей огрею, не посмотрю, что баба!
– А красивый-то он какой…
– Ну, это ты брешешь, сто человек никто не побьет…
– А ну молчи, охальник, пока сам курицей не получил!
– Убедительно говорил, хорошо, мне понравилось.
– А что же не поддержал его тогда?
– Проходимец! Проходимец! Проходимец!
– Да как-то, енто, еще попадет… Он же не король все же… А король у нас того, все одно – строгай дюже… Да и Зильбер Ретц тоже…
– Слушай ты, баба, точно дам курицей…
– Это и правда, попасть может… Рисковать нам, простым людям, не к чему. Пускай себе между собой разбираются…
– На-на-на, получай, охальник…
– Ты что?! Прямо по голове, у тебя же курица как железнайа-а-а-а – а!!!
Разговоры на одном из базаров Стерпора
(время – почти полдень)
Я и не заметил, как после моих речистых воззваний к действию улица быстро стала пустеть. Буквально несколько минут назад народ, привлеченный кровавым зрелищем, был воодушевлен и заинтригован, а теперь, едва я стал призывать к поддержке восстания, энтузиазм столичных жителей заметно схлынул…
А между тем я, увлекшись идеей своего скорого владычества над миром, все больше возвышал голос. Я ощущал, что поднимаюсь к самым вершинам ораторского искусства, что еще вот-вот – и превзойду придворного преподавателя ораторского искусства Альфонса Брехкуна. В определенный момент мне даже стало казаться, что я его уже превзошел: я вворачивал такие витиеватые обороты в свое выступление, что порой и сам не понимал, что, собственно, хотел сказать. Я применял самые изощренные фигуры речи для того, чтобы донести до народа смысл воззвания, и мне казалось, что слова мои льются свободно и гладко и являют собой не только глубинную суть вещей, но и поистине поэтическое звучание.
Сколько раз, используя словесное мастерство, я издевался над своими братьями, не обладавшими риторическим талантом. В ответ на их обыденные слова я начинал задвигать поистине колоссальную речугу. Они не сразу понимали, что я над ними издеваюсь. Когда же до них это, наконец, доходило, братья впадали в бешенство. Фокус словесной игры я проделывал регулярно…