– А ты что, умник, хотел, чтобы мы полицейский дом приступом взяли? – насмешливо отвечал Мордер. – У меня нет армии, как у генерала Ноги, чтобы штурмовать порт-артуры! У меня людей в обрез. И я уж знаю, как ими распорядиться!

– Но товарищ Сергей велел… – заикнулся было Александр Иосифович.

– Мне плевать на вашего обожаемого Дантона и его веления! Я свое дело знаю! – вскипел Мордер. – Я ему опять привезу золотишко, что сорву с ушей полицмейстерши, и он будет всякому… товарищу восторженно рассказывать, какой я беспощадный борец с капиталом за лучшее будущее трудового народа!

Александр Иосифович перепугался, словно его крепко стукнули, а могут и еще крепче побить, он оторопел, втянул, как черепаха, голову в воротник. Неужели катастрофа? И самое досадное и позорное, что он сам в значительной степени виноват в случившемся! Потиевский, конечно, очень опасен для него, но можно же было бы как-то придумать, чтобы и с приставом покончить и самому в этом участия не принимать! А теперь ему даже не сбежать: по роковому недоразумению он сам подвел под большую неприятность свою дочь! Кто же мог знать, что этот товарищ Сергей выделит ему для исполнения натуральных каторжных! Он-то рассчитывал, что у повстанцев все сплошь Мещерины, да Самородовы, да Лизы Тужилкины.

– Вряд ли пристав дома, – заискивающим тоном привел Александр Иосифович последний аргумент, уже, впрочем, особенно не надеясь переменить намерения предводителя шайки. – Он в это время должен быть на службе.

– Тем лучше, – с усмешкой ответил Мордер. – Пошлем за ним в участок кого-нибудь из домочадцев. Да накажем передать, чтобы не вздумал привести кого за собой, иначе семью увидит только на панихидах.

Больше Александр Иосифович за все время пути не проронил ни слова. Он спрятал лицо в воротник и лихорадочно соображал: что ему теперь предпринять? как выпутаться из нежданной беды? Как избежать погибели собственной, а равно и любимой дочери?! И кое-что ему вроде бы пришло в голову…

На Болвановку отряд прибыл, когда уже совсем рассвело. Но людей на улице не было ни души. Хотя здесь, на купеческой Таганке, повстанцы баррикад не строили за ненадобностью, да и почти не показывались, местные обыватели на всякий случай все равно проводили все эти дни в затворе по своим особнякам и квартирам. И если бы не дымы над крышами, Таганка, с ее запорошенными нехожеными улицами, наглухо запертыми дверями и заиндевевшими окнами, вообще могла бы показаться неким вымершим или оставленным жителями городом.

Александр Иосифович предупредил Мордера, что перед домом пристава раньше всегда дежурил городовой. Теперь, скорее всего, на улице он не стоит, а прячется где-нибудь за дверями – там ему и теплее и безопаснее, – но открывать дверь будет, скорее всего, именно он. Однако еще надо как-то убедить его сделать это.

Но Мордера такие обстоятельства не особенно беспокоили. Опыт его «экспроприаций» кое-чего стоил: он наловчился пробираться в чужие дома – когда обманом, а когда и силой. В этот раз он придумал самому молодому своему дружиннику, с высоким юношеским голоском – Андрею, – постучать и сказать, что-де он – курьер и принес донесение для пристава от околоточного, а пройти к полицейскому дому не может – дружинники перекрыли улицы.

Хитрость удалась. Едва городовой приоткрыл дверь, двое самых могучих мордеровских подручных рванули ее так, что она едва с петель не слетела, и в тот же миг в сени ворвались несколько дружинников, сбив с ног полицейского, причем последний даже не успел вытащить револьвера, – он замешкался, как это обычно бывает при неожиданном расплохе, и его «смит и вессон» немедленно сделался трофеем ловких громителей. Оставив у входа охранять дверь и пленного двух человек, Мордер повел остальных во второй этаж, в самую квартиру пристава. Тут уж Александр Иосифович переместился из хвоста отряда в голову: теперь, чтобы исполнить задуманное, ему было необходимо, невзирая на диктат предводителя, находиться на самом острие событий.

Стараясь не шуметь, боевики вошли в прихожую. Там никого не было. Очевидно, обыватели еще не знали, что городовой внизу разоружен, а дом захвачен повстанческим отрядом.

Александр Иосифович был единственным из незваных гостей, кто прекрасно знал квартиру Потиевского, поскольку бывал здесь множество раз. Ему хорошо было известно, где находилась половина молодых, как он шутил в свое время, когда они с Екатериной Францевной навещали дочку после ее замужества. Поэтому он быстро прошел вглубь квартиры по узкому мрачному коридору, свернул за угол и толкнул знакомую дверь. Это была самая большая комната в доме. Там Потиевские обычно принимали гостей. И именно из нее на две стороны расходились двери в кабинет пристава и в спальню супругов.

Здесь уж Александр Иосифович не стал таиться, а, напротив, позаботился подать знак возможному обитателю апартаментов – пристукнул каблуками по полу, нарочно кашлянул погромче. Да и за спиной у него уже нарастал шум от следующей за ним толпы.

И тут из кабинета вышла статная, стройная молодая дама, закутанная в темную кружевную мантилью. Она спокойно, без удивления и тревоги во взгляде, посмотрела на вошедших, прежде всего на ближайшего к ней визитера… И!..

И… раньше чем Таня успела изумиться невероятному видению, Александр Иосифович подошел к ней близко, так, чтобы закрыть собой ее лицо от взора задержавшихся в дверях своих спутников, и громко сказал:

– Tais-toi. Je suis en danger. C’est une clique de scelerats. Consens at out ce que je dirai[36]. – В его голосе не звучало ни малейшей тревоги, словно он делал даме комплимент.

В ту же секунду к нему подскочил Морд ер.

– Что ты сказал? – гневно закричал он. – Почему не по-нашему?

– Я принял мадемуазель за домашнюю учительницу – француженку! – спокойно объяснил Александр Иосифович. – Но вижу, ошибся. – Он выразительно посмотрел на Таню. – По-французски девушка не понимает. Наверное, просто кто-то из прислуги. Верно я угадал? – произнес он тоном, подсказывающим Тане, что ей надо согласиться.

Таня только кивнула головой. Она наконец поняла, что визит им нанесен отнюдь не дружественный и что отец в этой компании далеко не свой.

– Ты кто? – напустился Мордер на Таню. – Где пристав? Отвечай!

Отвечала Таня ему лишь снисходительно-высокомерным взглядом.

В это время из кабинета вышла еще одна, коротко стриженная по парижской моде, молодая дама. Она уверенною хозяйскою поступью прошла на середину залы и торжественно произнесла:

– Господа! Я супруга Антона Николаевича! А это моя компаньонка! – кивнула она на Таню. И видя, что собравшиеся не понимают, о чем идет речь, пояснила: – Подруга, попросту говоря. – И строго добавила: – Его высокоблагородия теперь нет дома. Извольте уйти. Мы гостей не принимаем!

Таня посмотрела на свою падчерицу Наташу не менее изумленно, нежели минуту назад на явившегося после полуторагодичного их расставания и давно ею похороненного отца.