видел только как размытые силуэты! Сила и скорость ударов были запредельными, порождали ударные волны, ветер и грохот, из-за чего рыцарь испытывал противоречивые чувства, ведь до сегодняшнего дня он считал Аврелия сильнейшим и непобедимым. Возможно, он просто играет с ней, изучает или специально поддаётся, как и положено благороднейшему воину, способному испытывать сострадание даже к прислужницам Баала – владыке Похоти и Чревоугодия.

– Какая сила, какой талант! – заговорил Аврелий во время небольшой паузы, лицом он радовался, но вот чему именно Сигизмунд понять не мог. – Такая юная, всего два десятка зим и уже такая сильная, клянусь Светом, ты учишься во время боя! Подстраиваешься, становишься сильнее, запоминаешь и копируешь мой стиль! Такой талант! Если бы не обстоятельства, если бы не цель, я бы с радостью сделал тебя главной ученицей. Таких самородков нужно огранять.

Сигизмунд не верит своим ушам, великий паладин хочет учить демона! Отродье Баала! Шлюху Сандро! Как такое может быть?! Что случилось с миром и Зентопией?! Или это всё морок лже-Миры, спокойно наблюдающей за дуэлью?!

– У меня есть учитель, – мрачно ответила Эльза.

– Я обязан поговорить с ним, надеюсь, когда всё закончится, мы ещё встретимся дитя, я не прощу себе, если твой талант будет загублен, – Сигизмунд никогда не видел отца Аврелия таким радостным и счастливым. – Прошу, дитя, убери оружие, нам не нужно сражаться.

– Ты убивал невинных!

– Как и тот мужчина, чьих детей вы трое могли носить, не пей ту алхимическую дрянь.

– Что?! – выкрикнули Мира и Эльза, однако если лицо воительницы закрывал жуткий шлем, то на лике лже-Миры отчётливо виделся шок.

– Я стар и кое-что умею, видеть следы неудавшегося сотворения жизни для меня легче, чем дышать. Мне видно, как оскорбляющая суть природы дрянь не дала начало новой жизни, – отец Аврелий покачал головой. – Зачем вы отказываетесь от столь прекрасного?

– Отвали, – огрызнулась лже-Мира, а Эльза и Аврелий начали новый раунд.

Наблюдая за боем, Сигизмунд не мог не поглядывать на спину ложной Мираджейн и как бы не силился, на то, что пониже. Но, в отличие от жалких прислужников Баала, он держался, мысли его занимали отнюдь не похоть и разврат, а возможность подкрасться и нанести сокрушающий удар. Так он и поступил, начав тихо приближаться к той, кто посмел украсть облик его Миры, опорочил её память противоестественными связями, как и вступить в них до свадьбы. Спина была всё ближе и ближе, ещё чуть-чуть, всего пара шагов отделяли паладина от Удара Справедливости!

– Положи свою зуботычку и сдрисни, – Мира посмотрела с полуоборота. – Знаешь, Сиги, в той жизни, когда я была человеком, ты мне даже нравился, – парень оторопел, выронив меч из рук. – Только не думай себе много, нам было десять, мы просто дружили семьями. С тех пор прошло много времени, я выросла и стала демоном, а ты… остался бараном.

– Я не верю тебе, демон, ты используешь её лицо! – закричал Сигизмунд. – Порочишь её память!

– Забавно, – демонесса снова стала пурпурной, обзаведясь хвостом, рогами и крыльями, – кажется, отрицать очевидное – удел всех астравцев. Я тоже долго боролась с тем, кем стала, а стоило смириться, как в голове что-то щёлкнуло, – демонесса щёлкнула пальцами и хвостом. – Всё стало таким простым и понятным, – на её устах появилась садистская ухмылка. – Спасибо, ты помог мне принять окончательное решение, «защитник невинных».

– Ты врёшь! – схватив клинок, он встал в стойку. – Я убью тебя, шлюха, отомщу за Миру, демон!

– В одном ты прав, – она раздражающе ухмыльнулась, – я демон! И горжусь этим! У него на выбор были тысячи демонесс, а выбрал он меня.

– Да что ты несёшь, монстр?! – руки парня задрожали. – Прекрати говорить её голосом!

– Тебе не понять, девственник, – на него посмотрели со смесью презрения и отвращения. – Заползи в угол и поплачь, иначе клянусь первым именем Сандро – я сломаю тебя.

– А-а-а, заткнись-заткнись-заткнись!

Услышал имя соперника, Сигизмунд потерял контроль и бросился в атаку, весьма скоротечную, ибо не пройдя нескольких шагов, он остановился от сильной боли в груди; опустив взгляд, паладин увидел, как область рядом с сердцем пробита хвостом мерзкого демона, будто на нём не было ни латного нагрудника,