– Это говоришь мне ты? – возмутился он.

– А ты хочешь, чтобы это сказала тебе Алена?

– Алена и тебе кое-что сказать может!

– Что именно?

– Пойдем покажу!

– Куда?

– Пойдем! – Он схватил ее за руку и потащил к детской.

– Отпусти! – упиралась она.

– Нет, ты посмотришь!

– Пусти-и-и!

– Могла бы не на глазах у дочери! – сурово молвил Свирельников, втолкнув бывшую жену в комнату и указав на «куклограмму» жестом государственного обвинителя.

Впервые они поцеловались только в январе, в подъезде, после почти часового прощания, и он чисто механически, почти «по-краснознаменному», сжал сквозь пальто ее упругую грудь. Она отстранилась, посмотрела на забывшегося соискателя с разочарованным удивлением и сказала: «В следующий раз я повешу на себя табличку “Руками не трогать!”» – «А следующий раз будет?» – жалобно спросил похолодевший от ужаса курсант. «А это уж как тебе подсказывает твоя офицерская честь…» И побежала вверх по лестнице, обиженно стуча каблучками. Офицерская честь советовала тут же провалиться сквозь землю и навсегда забыть о том, что у этой умной, язвительной филологини есть нежное тело, пахнущее сумасшествием. На следующий день он с останавливающимся сердцем позвонил и был прощен. С того дня началось медленное и неуклонное завоевание ее плоти…

– Ах, это! – покраснев, засмеялась Тоня. – Я видела… Ну и что? Дочь радуется женскому счастью матери! Что тут плохого? Да и вообще не твое дело! Или ты думал, я теперь всю оставшуюся жизнь буду рыдать? Нет! Я буду смеяться, понял – хохотать!

– Посмотрим, как ты теперь посмеешься!

– А что ты мне можешь сделать?

– Узнаешь!

– Свирельников, ты дурак!

– Ты обещала! Я свои обещания выполняю!

Господи, что это была за сладкая мука ото дня ко дню, от одного благословенного уединения до другого преодолевать ироничное и отчаянное сопротивление, все глубже проникая в пределы девичьего стыда. И чувствовать при этом, что на самом деле все глубже и неотвратимее проникаешь в неприступную ранее женскую жизнь и сам постепенно становишься ее частью. От встречи к встрече Тонины глаза становились все покорнее, а вздохи все глубже и доверчивее. Однажды, уже зная ее почти всю на ощупь, Свирельников наконец уговорил прикоснуться к его курсантскому изнеможению. «Ну, если ты не можешь взять себя в руки!» – вздохнула она и подчинилась. А потом, достав из сумки платок и тщательно вытерев ладонь, скорбно объявила: «Теперь тебе придется на мне жениться!» – «Почему?» – «А потому что такую развратную меня больше никто замуж не возьмет!» И он тут же, в подъезде, совершенно серьезно сделал ей предложение. Но Тоня засмеялась и сказала, что Полина Эвалдовна, заслышав эти брачные бредни до окончания университета, просто выгонит ее из дому. «Будем жить у меня!» – искренне предложил он. «В казарме? – засмеялась Тоня. – Нет, я выйду замуж только за офицера. И прекрати меня втягивать в этот гнусный петтинг!» – «Во что?» – «В то самое! Сначала загс – потом секс!» – ответила она и поцеловала его в нос…

– Можешь не выполнять! – пожала плечами Тоня.

– Богатого себе нашла?

– Нет, только по любви. Ты же знаешь. Зачем мне богатый? Я сама богатая…

– Вот с этого места, пожалуйста, подробнее!

– Подробнее? Пожалуйста! – Она направилась в гостиную. – Я вполне обеспеченная женщина. У меня есть фирма!

– Какая еще фирма? – Он тупо двинулся следом.

– «Сантехуют»! – ответила бывшая жена и улыбнулась с издевательской кукольной наивностью.

– Это моя фирма!

– Не-ет, не твоя! Я теперь тоже кое-что в коммерции понимаю!

– Еще бы! – ухмыльнулся Михаил Дмитриевич и нехорошо кивнул на серебряный семисвечник.

– Свирельников, ты к старости стал антисемитом? Не может быть!

– Это моя фирма! – багровея, повторил он.

– Оформлена она на меня. А ты наемный менеджер. Будешь плохо себя вести – я тебя уволю!

– Что-о?! – Он вскочил и, не помня себя, замахнулся на Тоню заячьим Гамлетом, которого весь разговор крутил в руках.

Окончательное грехопадение состоялось зимой в квартире Валентина Петровича на глазах нескольких десятков невозмутимых зайцев. На время пребывания супругов в санатории Четвертого управления Тоня переселилась туда якобы для того, чтобы спокойно готовиться к диплому, а на самом деле потому, что ее мать в ту пору предпринимала, кажется, последнюю в своей жизни попытку выйти замуж и нуждалась в поздней романтической безнадзорности. Свирельников вырвался в Москву на несколько дней раньше и позвонил прямо с вокзала. Трубку взяла Полина Эвалдовна, с какой-то странной кокетливостью объяснив, что «его интересантка» временно живет в другом месте, а именно – у дяди. В гостях у «святого человека» он к тому времени уже побывал, приглашенный на замаскированные под воскресный обед смотрины. Кажется, Валентин Петрович с Милдой Эвалдовной остались довольны выбором племянницы.

Не заезжая домой, как был, в шинели и с чемоданчиком, курсант Свирельников помчался с Комсомольской площади прямо на Плющиху. Тоня открыла дверь, несколько мгновений смотрела на него в растерянности, а потом сказала: «Я о тебе как раз только что закончила думать!» На ней был домашний халатик, а на переносице – большие очки, которые она при нем ни разу не надевала. В руках Тоня держала толстый древнерусский словарь, который, конечно, тут же полетел на пол, ибо будущий офицер, измученный казарменным одиночеством, схватил ее и, спотыкаясь о тапочки в прихожей, понес на тахту, стоявшую здесь, вот на этом месте, в гостиной. Какое-то время он пылко убеждался в том, что все отвоеванное им у Тони до каникул не забыто, а убедившись, с удивлением обнаружил, что его возлюбленная почему-то совершенно не препятствует, так сказать, окончательному решению вопроса. Прежде в подобных случаях она замыкалась ладонями, как поясом верности, и произносила что-нибудь смешное и потому не обидное: «Осторожнее, юнкер, вы испортите мне девушку!» Но в тот день она лежала тихая, покорная и влажно раскрывшаяся. Нависнув над ней, он с мольбой посмотрел любимой в глаза, и она еле заметно кивнула в ответ. «Ты не боишься?» – спросил Свирельников задыхающимся шепотом. «А ты?» – отозвалась она чуть слышно…

– Смешно! – сказала Тоня, когда Михаил Дмитриевич, опомнившись, опустил руку. – Первая полоса «СК»: «Бизнесмен убил бывшую жену зайцем!»

– Мы же обо всем договорились! – тупо повторил Свирельников.

– Нет, друг мой бывший, договариваться мы будем только теперь. Нельзя бросать жену нищей!

– Я давал тебе деньги…

– Плохо давал. А теперь я буду их брать!

– Это тебя твой… нынешний научил?

– Нет, это все – наследственность. А еще я редактировала книжку «Разводясь, не будь дурой!».