то бы жаль. Видел его останки, безобразные такие… страшно стало! да и сам, должно быть, некрасив был, покойник, нос один какой! Толковали тут, что, видно, не в меру опиума хватил, а то жил всегда смирно, не пьянствовал, самовольных поступков не делал. А тут вдруг, не спросясь никого, скок! поминай как звали! Ну, Да, может, ему чудились красавицы, и он думал, что подхватят его и понесут прямо в свой рай… Ведь у них и стар и молод, а до самой смерти только о красавицах и думают… Дал бы я ему мою Василису Ивановну…»

«29 октября. — Бродил по Смоленскому кладбищу. Новый великолепный памятник прибыл, — я думаю, тысяч пять стоит. И подписано: „Покоится прах рабы божией Сары Алексеевны Бранчевской…“ Сара! странное имя! Должно быть, цыганской породы была, а может, и русская: Сара, говорят, есть и русское имя. Пятидесяти лет умерла: Будет! пожила довольно: жалеть нечего! Василисе далеко еще до пятидесяти лет… А памятник важный — весь мраморный и тяжести, должно быть, неимоверной…»

Если бы он знал, если б он мог понять, какая душа угомонилась под этим тяжелым памятником!..

Ничего еще не сказано о Тульчинове. Он продолжал сладко кушать, собственной особой доказывая глубину своих гастрономических познаний: он толстел с каждым годом и, казалось, не старелся. На закате дней судьба порадовала старика чудным открытием. Досталась ему усадьба, в которой давно никто не жил. Стали копать на барском дворе колодезь и неожиданно докопались до ямы: оказалось, что в старину был тут погреб; нашли даже несколько бутылок. Тотчас уведомили Тульчинова; старик сам поскакал в Деревню, и когда увидел ряд старых бутылок с рейнскими и другими винами, бог знает которого года, слезы градом хлынули из глаз старика, и он воскликнул в умилении:

— Чем заслужил я, что ниспосылается мне такое сокровище?

— Добротой своей, батюшка, Сергей Васильич, благодеяниями своими, — отвечал стоявший тут управляющий, тронутый радостью своего барина.

И Тульчинов твердо верил, что такое сокровище могло быть послано ему только за добрые дела, и с Новым рвением принялся творить их. Блажен, кто, подобно ему, может делать добро и запивать его превосходными винами!

Через год после свадьбы, когда у Полиньки был уже маленький Каютин, с глазами матери и смуглым лицом отца, молодых навестил Хребтов. Полинька узнала его по описанию мужа, и лишь успел он войти, принялась, откинув всякую чопорность, обнимать и целовать его. Старик был тронут ласками хорошенькой Полиньки, также угадав в ней жену Каютина. Каютин, выскочив из своего кабинета, молча глядел на эту сцену, и воображение его уносилось далеко: он вспомнил свое плаванье на Новую Землю, когда стоял на мели среди моря, он мысленно благословлял Хребтова и думал: «Когда-то поблагодарит его за меня Полинька?»

Весело провели они тот день в воспоминаниях о своих трудных странствованиях.

— Не хочешь ли опять на Новую Землю? — с улыбкой сказал Каютину Хребтов, лукаво взглянув на Полиньку.

— Нет, благодарю! — отвечал Каютин, которому уже в то время досталось большое поместье после дядюшки его Ласукова, погибшего от собственной руки своей, при посредстве отличных домашних медикаментов, обходившихся крайне дешево. — Я вот съезжу в Ласуковку!

— Теперь уж разве я поеду с тобой, Антип Савельич, — смеясь, сказала Полинька.

— А что ты думаешь? — возразил Хребтов (он и ей говорил ты). — Да ты бойчей его будешь. Поди-ка ко мне в команду годика на два, так ли вышколю! Ты, вижу я, прыткая. Он куда! в подметки тебе не годился, как я с ним встретился.

— Жаль, что нельзя покинуть вот его, — отвечала Полинька, укачивая своего маленького сына. — А то я с радостью.

— Лучше останься ты с нами, Антип Савельич, — серьезно сказал Каютин. — Что тебе? постранствовал довольно, натерпелся и нужды, и голода, и холода, не раз со смертью лицом к лицу стоял. Право, — пора отдохнуть.

Хребтов задумчиво поглаживал бороду. Полинька так же стала его упрашивать.

— Нет, други! — грустно сказал Хребтов. — Люблю вас, любо с вами, а остаться не останусь. Уж такая была моя жизнь, что мне сиднем жить — голову сложить! Опущусь, думать начну… тоска сгубит.

В голосе Антипа было столько грустной решительности, что Каютин и Полинька больше не возражали ему.

— Ты еще обещал мне, Антип Савельич, рассказать свою историю, — сказал Каютин.

— Да, изволь, расскажу! и тогда сами вы, други, увидите, что такая была моя жизнь, что нет лучше, как размыкивать мне кручину свою по широкому белому свету, пока бог грехам терпит. Коли охота есть, слушайте!

И он начал свой длинный и печальный рассказ.

История Антипа Хребтова, исполненная разнообразных и занимательных похождений, составляет отдельный роман.

КОММЕНТАРИИ

Роман "Три страны света" написан Н. А. Некрасовым совместно с А. Я. Панаевой (печатавшейся под псевдонимом Н. Станицкий) и впервые появился на страницах журнала "Современник" (1848, № 10–12; 1849, № 1–5). После опубликования в журнале роман три раза выходил отдельными изданиями при жизни Некрасова: в 1849, в 1851 и в 1872 годах. В 1930 году в Государственном издательстве вышло собрание сочинений Н. А. Некрасова в пяти тома. Роман "Три страны света" составил IV том этого собрания, но был издан со значительными сокращениями. В настоящем издании текст романа приводится полностью по его третьему изданию (1872).

На вопрос о том, что в этом романе принадлежит перу Н. А. Некрасова и что написано А. Я. Панаевой, можно ответить весьма приблизительно: для точного ответа у нас не имеется достаточных данных.

В письме к Тургеневу от 12 сентября 1848 года Некрасов сообщает: "Я пустился в легкую беллетристику и произвел, вместе с одним сотрудником, роман в 8 частей и 60 печатных листов, который и печатается уже с X книжки. Вот по причине этой-то работы мне и некогда было написать к Вам письмо…"

Рассказ самого Некрасова о том, в каких условиях писались романы "Три страны света" и "Мертвое озеро", можно найти в воспоминаниях одного из его современников. "Я, бывало, запрусь, засвечу огни и пишу, пишу. Мне случалось писать без отдыху более суток. Времени не замечаешь, никуда ни ногой, огни горят, не знаешь, день ли, ночь ли; приляжешь на час, другой и опять за то же…" ("Новое время", 1878, № 6, статья Незнакомца).

Первый биограф Некрасова А. М. Скабичевский пишет: "По свидетельству Авд. Як. Головачевой (бывшей Панаевой), писание "Трех стран света" происходило так: сначала Н. А. Некрасов с г-жей Панаевой составили общими совещаниями сюжет романа, а потом распределили, какую кому из них писать главу, и у