А внизу по ветреным дворам и переулкам, вверх-вниз по лестницам бегают тысячи детишек, на головенках ермолки с пластиковыми пропеллерами, что трещат на ветру, сливаясь в круги, детки эти на посылках среди пластиковой зелени, носятся меж пластичных контор… Вот тебе меморандум, Эния, ступай отыщи Светозарную Пору (Елки-палки! А она что, потерялась? Папаша, видать, снова за свои фокусы!), поэтому — опять в бурленье коридоров, где куролесят собаки, где велосипеды, совсем юные хорошенькие секретарши на роликах, продуктовые тележки, круглые шапочки вечно вихрятся под огнями, на каждом углу дуэли на капсюльных или водяных пистолетах, детки ныряют за искрящиеся фонтаны ПОГОДИ-КА это ж настоящий пистолет, это ж взаправду пуля ззззиннннь! попытка засчитана, Папаша, но сегодня ты не так востер, как Малыш!

Вперед, спасать Светозарную Пору, коллегами Папаши из каких-то зловещих соображений отделенную от 24-часовых суток. Перемещаться уже затруднительно — целая система зданий, которые движутся под прямыми углами в пазах уличной сети Ракетенштадта. Также можно подымать или опускать само здание, этажей десять в секунду, до желательных высот или подземных уровней, будто шкипер подлодки перископом орудует, — хотя некоторые пути для тебя недоступны. Другим доступны, а тебе нет. Шахматы. Цель твоя — не Король, тут нет Короля, но преходящие мишени, вроде Светозарной Поры.

Бздынъ вдруг является пацан с вертящейся шапочкой, вручает Ленитропу еще одно послание и усвистывает опять. «Светозарная Пора в плену, если хочешь увидеть ее, приходи на показ для всех заинтересованных клиентов по данному адресу в 11:30 утра»… в небе, явился-не-запылился, проплывает белый циферблат, хм-м всего полчаса на сборы моей спасательной команды. В ней — Миртл Магиус, которая прилетает сюда в свекольного цвета платье с подложенными плечиками, из волос еще бигуди не выпутались, а на лице — тугая хмурь, мол, из Страны Грез вытянули… потом негр в жемчужном «зуге» и инвернесском плаще с капюшоном, зовут Максимилиан, высокая напомаженная прическа квадратом, сверхтонкие усики — он примчался со своей «крышевой» работы: уч тивый управляющий клуба «Мум-баюмба», где аристократия с Бикон-стрит что ни ночь трется подле алкашни и наркоманья из Роксбери, ага, приветьк, Энья, от-т он я! Здарова, малыша Мирть, хья, хья, хья! Чё за гонка, чув-вак? Поправляет гвоздичку в петлице, озирает комнату, все на месте, за исключеньем этого Мар-селя, но чу — знакомая музычка из музыкальной шкатулки, да, старомодная мелодийка Стивена Фостера, и точно, в балконное окно — сам Марсель, механический шахматист времен еще Второй империи, сконструированный столетье назад для великого фокусника Робер-Удена, весьма серьезного вида французский мальчишка-беженец, смешной причесон — волосы идеально обруливают уши, ни с того ни с сего начинаясь после четвертьдюймовой полоски голой пластиковой кожи, черные волосы, блестящие обувным лаком, очки в роговой оправе, держится довольно прохладно, к сожалению, с людьми слишком буквален (представьте, что было в первый раз, когда Максимилиан в-хай-де-хо-ивает такой, пальцы врастопырку, видит этого металлически-эбонитово-пластикового юного Марселя и ляпает: «Эй, чел, давай пять кожаных, чувак!» — так вот, Марсель не только дает ему выволочку за кожу — кожу во всех смыслах, — о нет, это лишь внешний уровень, дальше мы получаем долгую рацею о понятии «давания», которая тоже длится некоторое время, а потом — потом он принимается за «Чела». Эта телега обстоятельна до утомления. Фактически, Марсель и посейчас ее отнюдь не завершил.) Но все равно его изощренный мозг работы XIX века — подумать только, какое для этого понадобилось человеческое искусство, а напрочь утрачено, утрачено, как птица додо, — верно служил Чеканутой Четверке в невероятном множестве стычек с Папашиной Порчей.

Но где же в Марселе карликовый гроссмейстер, маленький Иоганн Аль-гайер? где пантограф, магниты где? Да нигде. Марсель — действительно механический шахматист. Внутри — никакой липы, что придала бы ему хоть маленько человечности. Собственно, в ЧЧ все чем-нибудь одарены и тем самым несколько обездолены — из-за своего дара несовместимы с человеческой жизнью. Миртл Магиус специализируется на магии. Умопомрачительные подвиги, людям неподвластные. Она утратила уважение к человечеству — люди неуклюжи, неудачливы, ей и хотелось бы их любить, да только любовь — единственная магия, что ей не дается. Любовь заказана ей навсегда. Прочие в ее сословье — либо гомосексуалисты, либо фанатики закона-с-порядком, либо отправились в престранные богоискательства, либо так же нетерпимы к неудаче, и хотя подружки ее — Мэри Марвел, к примеру, и Диво-Девушка — все время приглашают ее на вечеринки знакомиться с подходящими мужчинами, Миртл знает, что все это без толку… Что до Максимилиана, у него — врожденное чувство ритма, и это подразумевает любые ритмы, включая космический. А значит, никогда не бывать ему там, где поджидает бездонный люк человеческий, где из высокого окна, визжа бомбою, вылетает сейф: Максимилиан — лоцман мерзейших минных полей Земли, если только мы не будем отставать, станем держаться его как можно ближе, однако рок его — никогда не углубляться в опасность дальше ее щегольской наружности, первой пробежки мурашек по коже…

Превосходная команда, почти готова отправиться за Светозарной… а кстати? у Ленитропа-то какие дар и Черная Червоточина? Ай, да ладно вам… э-э, Светозарной Порой, собирают причиндалы, Миртл носится туда-сюда, материализуя то и сё:

Потальный Портал, мост Золотые Ворота («Ну что, берем?» — «Э-э, давай-ка вон на тот еще разок поглядим? там этот, как его, э…» — «Бруклин?» — «…ну старомодный такой с виду…» — «Бруклинский Брод?» — «Ну да, этот самый, с остренькими такими еще… как их там…»).

Бруклинский мост («Видишь ли, Миртл, в сцене погони нам следует соблюдать пропорции…» — «Иди ты». — «Если б мы были в скоростных автомобилях, тогда нам, конечно, можно было взять Золотые Ворота… а если по воздуху носиться, нужно что-нибудь постарше, поинтимнее, почеловечнее…»).

Пара в высшей степени элегантных «роллс-ройсов» («Не валяй дурака, Миртл, мы ведь договорились уже? Никаких автомобилей…»).

Маленький пластиковый руль от детской машинки («Ой ну ладно, я знаю, вы меня за старшего не признаете, но послушайте, давайте подходить разумно…»).

Удивительно ли, что сложно особо полагаться на этих идиотов, всякий день выступая на битву с Пагубным Папсиком? Ни тебе отчетливых векторов, ни силовых линий, ни сотрудничества. Решения никогда не принимаются — в лучшем случае умудряются возникнугь из хаоса жалоб, капризов, глюков и всеобщего ослизма. Не боевая команда, а гадюшник: истерики, нытье, капризы да обидки, и ни одной редкой или сказочной птахи в этом гнездышке. Выживает команда, похоже, лишь благодаря слепой судьбе, что на ощупь пробирается по тяжким небесам из фальшивого мрамора, по одной Титанической Ночи за раз. Вот поэтому Ленитроп нынче наблюдает свою коалицию с равно высокими надеждами на успех и на провал (нет, они не взаимоуничтожаются в апатии — звучат громким диссонансом, что острыми ножами растопыривается внутри). Его раздражает, что он так разделен на ся, так совершенно не способен примкнуть ни к одной стороне. Тем, кого старые пуританские проповеди клеймили как «равнодушных витий мира», нелегко влечься по стезе, Капы-в-Танках, если вам не видно, это не значит, что его там нет! Энергия внутри столь же реальна, столь же обязательна и неизбежна, как и та, что явлена снаружи. Когда в последний раз вы ощущали себя вовсю тепленьким? э? Равнодушные витии — такие же люди, как герои и мерзавцы. Им во многом выпадает больше напастей, нет? Давайте-ка вы, где б вы ни были, городская публика иль сельские жители, в подоткнутых одеялках или в переполненном автобусе, прям сейчас повернетесь к ближайшему Равнодушному Витии, хоть бы и собственному отраженью в зеркале, и… просто… споете: