это неудивительно. Я же олицетворяю одновременно три ветви власти: исполнительную, законодательную и судебную.

Но судебные функции я покамест стряхнул с ушей. Существуют законы Российской империи, существуют суды. Вот, пусть они и разбираются, выносят решения, а указы императора, отменяющие или уточняющие те, или иные решения, подождут. Единственное, что я сделал своей властью — наложил мораторий на деятельность судов присяжных. В общем-то, ничего против таких судов не имею, но в период военных действий отвлекаться на подбор самих присяжных заседателей, на прения сторон и вынесение решений посчитал нецелесообразным. Судьи, особенно те, кто выносил решения по делам, связанными с особо тяжкими преступлениями взвыли, понимая, какая ответственность на них сваливается, но переживут.

Зато своим указом учредил Военно-полевые суды. Церемонится с теми, кого застали на месте преступления, времени нет, но передавать судебные функции Комитету Государственной Безопасности или Министерству внутренних дел, тоже чревато. Иначе может получиться, как в моей истории с ВЧК, получившей право внесудебной расправы. Можно спорить — насколько чекисты воспользовались таким правом, но важен сам факт — решения, принятые без суда, сообразно лишь революционному интересу. Такого здесь быть не должно.

Жаль, что в этом мире не было Первой русской революции, так взял бы за основу старое Положение, введенное Столыпиным. Поэтому, пришлось задействовать своего старого друга (точнее, друга Павла Катафьина), Дмитрия Родионова, чтобы он составил небольшой проект.

Сам ли писал, совещался ли с кем-то мой личный юрист, я не знаю, но получилось у него неплохо.

Значит, в «Положении о военно-полевых судов» указывалось, что при «судопроизводстве по очевидным делам, связанными с правонарушениями и преступлениями как военнослужащих, так и гражданских лиц, независимо от пола и возраста от двадцати одного года, следует руководствоваться ускоренным судопроизводством».

Подумав, я вычеркнул слово «правонарушения», оставив лишь преступления, а еще сократил возраст с двадцати одного года до восемнадцати лет. Двадцать один год — это уже слишком. Я бы вообще ввел полную уголовную ответственность с шестнадцати лет, но это будет противоречить Законам Российской империи.

Значит, в случае «нападения на военных, полицейских, а также лиц, занятых на государственной службе, а также в преступлениях, связанных с разбоем, грабежами и убийстве, преступники, задержанные на месте, предаются военно-полевому суду».

Так. Вычеркнуть слово «преступник» или оставить? Преступником, как известно, может признать только суд. И что вставить? А вставлю-ка я слово «злоумышленник». И все правильно, и не придерешься с точки зрения формальности.

Итак, «захваченные на месте преступления, или виновность коих в совершении, или покушении, или приготовлении террористического акта (нападение на лиц, чья деятельность связана с исправлением государственных обязанностей) подлежат суду, в состав которого входят представители военного и гражданского ведомств».

Военно-полевые суду назначаются генерал-губернаторами и воинскими начальниками губернии, утверждаются Его Императорским Величеством…

Вычеркнуть или оставить? Ладно, оставлю. Утвержу я состав. Или утвердю? В крайнем случае перепоручу Джугашвили, пусть изучает.

Что дальше?

«Военно-полевой суд состоит из председателя и трех членов. В составе суда один воинский чин из числа старших офицеров, чин полицейский и два гражданских чиновника. Председатель суда выбирается членами суда».

А это что тут за демократия? Навыбирают. Умные люди начнут отказываться от таких почестей, а дураки полезут, да наломают дров. Итак, пусть председателем суда становится воинский чин. Думаю, воинский начальник губернии не отправит в суд никчемного или недалекого человека. И к военным у меня почему-то больше доверия, чем к гражданским. Военные они в корень зрят, и не отвлекаются на сторонние раздражители, а гражданский склонны слишком много думать прежде чем начать действовать.

«Судебное заседание проводится без участия в нём прокурора».

Нет уж. Пишем, что «в военно-полевом суде должен присутствовать представитель прокуратуры». Прокуратура — глас государя и надежда, что нормы права будут соблюдаться. Впрочем, о каких нормах я говорю, вводя полевые суды?

А зачем нам четыре человека? Достаточно воинского чина, прокурора и полицейского.

Так, и что это у меня получилось? А получились у меня «чрезвычайные тройки». Хм… Как в том анекдоте. Чтобы не пытались собрать, все равно автомат Калашникова получается. Ладно, пусть будет. Прокурорский чин станет проверять на соответствие законов империи, а чин военный — на соответствие с установленными правилами и тем, что злоумышленник и на самом деле совершил преступление. А полицейский определяет тяжесть содеянного и количество доказательств.

Значит, «военно-полевые суды проходят без защиты, при закрытых дверях. Но обязательно наличие свидетелей». Согласен. Защитник всегда сумеет найти какую-то зацепочку. Дескать — топора у злоумышленника не было, а если и был, то ржавый, да и не свой это был топор, он у соседа одолжил.

«Приговор должен выноситься не позже чем через 72 часа и в течение 72 часов приводиться в исполнение по распоряжению начальника гарнизона. Осуждённые имеют право подавать прошение о помиловании на имя губернатора или императора».

Эх, меня же опять завалят бумагами. Пусть. Но вставлю сюда фразу, что члены военно-полевых судов несут ответственность за ненадлежащее осуществление своих обязанностей, вплоть до лишения жизни и имущества. Сурово, но необходимо.

Ещё есть проблемы.

Мезинцев докладывал, что некоторые генералы недовольны руководством армии. К Рокоссовскому у них претензий нет, а вот министр обороны, то есть, военный министр и начальник Генерального штаба вызывают недовольство. С чего бы вдруг? Им кажется, что заняв кресло в верхах, у кого-то дело пойдет лучше? Возможно, что и так.

Вот, что хорошо, так это то, что Мезинцев обзавелся агентурой в армии. А ведь поначалу стеснялся.

Значит, ряд генералов недовольны? Хм… Может, стоило озаботиться и на место Говорова с Шапошниковым поставить генералов, имеющих боевой опыт? Но где бы мне таких взять? Большой войны Россия не знала уже давно, с русско-турецкой, а небольшие стыки, проведенные где-нибудь в Иране или Афганистане — не в счет. И Говоров и Шапошников, да и Рокоссовский, в реальных боях командовали максимум, ротой. Нет у них школы Первой мировой и гражданской, что тут поделать? И ни у кого опыта нет, за исключением немцев и французов.

Дело-то в том, что военный министр и начальник Генштаба — должности не только политические, но и управленческие. Они знают то, чего не знают другие. Цифры в отчетах — всего лишь цифры, а нам нужно знать в реальности — то, что у нас есть, а главное то, чего нет. Они знают, что, чего и сколько есть на самом деле у армии. Говоров с Шапошниковым прекрасно знают о том, что сможет поставить наша промышленность, а что нет. Как выполнить заявки, в полном ли они объеме, или нет.

Предположим, поставлю я на их место людей, популярных в армии. Кстати, кого? Армия тоже не есть нечто застывшее, монолитное. Но, пусть поставлю. И что дальше? И сразу же пойдут нестыковки и заморочки. Аппарат начнет упираться, а то и откровенно саботировать приказы и распоряжения вышестоящих начальников. Конечно, я по нему пройдусь железным катком, кого-то отправлю в штрафные роты (кстати, их у нас ещё нет, а следует завести), а кого-то и расстреляем, но сколько это займет времени?

Бюрократический аппарат складывается годами, а от него зависят такие вопросы, как поставки боеприпасов, провизии и обмундирования. Выбей один кусочек, или звено, так на его восстановление понадобятся недели, а то и месяцы. А за это время франко-немецкие войска пройдут километров сто, а то и двести, сломают отлаженный механизм поставок. Оно мне надо?

Уж пусть лучше Мезинцев возьмет недовольных генералов и полковников под особый контроль, чтобы при малейшей угрозе мятежа, потенциальных мятежников отстранить от власти, а то и уничтожить.

Сейчас вот задумался — а не были ли правы большевики, приставлявшие к командирам особых комиссаров? Собственно, это ещё до большевиков началось, а со времен Великой французской революции, но не суть важно.

Комиссар имел право вмешиваться в действия командира, отменять его приказы. Что было уместно во времена гражданской войны, стало ненужным и крайне опасным в Великую Отечественную. Не зря же институт комиссаров был отменен, а на его смену пришел институт замполитов.

Вот так бы сейчас. Ввести заместителей по работе с личным составом. Вмешиваться в распоряжения и приказы командиров заместители не смогут, а вот присматривать за ними сумеют.

Но подумав, от этой идеи я пока отказался. Нет у меня ни кадров, ни времени. К тому же, слишком демонстративно выражать недоверие к офицерам, тоже не есть хорошо. Неизвестно ещё, что хуже — оставить командира дивизии без надзора, или приставить к нему надзирателя?

Война очень многое обнажает и раскрывает. А ещё увеличивает