– Три? – ошеломленно переспросил Джайлз.

– Да. Незаконченный, за этот год. Последнюю запись мама сделала за день до больницы. Еще том за тысяча девятьсот девятнадцатый. А третий… Ой, Джайлз! Там такое! Это тот год, когда у матери Барти родился ребенок.

– Какой ребенок?

– Ты что, издеваешься? – хотела было рассердиться Венеция, но поняла, что брат не шутит, и даже села. – Так ты не видел этих записей?

– Откуда я мог их видеть? Я терялся в догадках, куда могли деться недостающие три дневника.

Близняшки переглянулись.

– У меня же через час гости соберутся, – спохватилась Адель. – Мне пора домой.

– Кто-нибудь еще знает о дневниках?

– Себастьян. Он всегда знал о них. И Джейми.

– Джейми Эллиотт?

– Да.

– Боже мой! Ему-то зачем было рассказывать? Только еще не хватало…

– Заткнись! – оборвала брата Адель. – Мы с ним спускались в подвал за вином и случайно обнаружили там сейф. Джейми знает лишь, что это дневники, и только. Он не проявил никакого любопытства. – Адель пошла к двери, но через несколько шагов обернулась и с улыбкой сказала: – Сегодня вечером мне будет трудновато кое к кому относиться по-прежнему. Я уже не смогу смотреть на Фелисити Бруер, как на святую.

– Почему? – спросил Джайлз.

– Потому что у нее был роман с папой. Мама об этом узнала. Теперь понятно, почему она с такой холодностью относилась к Фелисити.

Джайлз схватился за голову:

– Боже мой! Час от часу не легче.

– Ничего подобного, – возразила Венеция. – Думаешь, он этого не заслужил?

* * *

– Ты восхитительно выглядишь, – сказал Маркус Форрест. – Просто неотразимо.

– Чуть получше, чем утром, – улыбнулась Элспет.

– Значительно лучше.

Маркус держался гораздо спокойнее. Наверное, успел привыкнуть к ее новому положению.

– Надеюсь, что да. Я на это потратила кругленькую сумму. Она перекочевала к месье Рене с Саут-Одли-стрит.

– И что же делает этот месье? Надеюсь, ничего французского.

Элспет всегда забывала о его своеобразном чувстве юмора.

– Это смотря что ты называешь французским. Месье Рене занимался моими волосами.

– Ну, такое не возбраняется. – Маркус поцеловал ее в щеку. – А почему я не ощущаю аромата «Шанель» номер пять?

– Потому что мне он показался неуместным.

– Почему, Элспет?

– Потому что, Маркус, многое изменилось. Ты не находишь? Многое стало не таким, как прежде.

– Да, конечно. – Он молчал, будто подыскивал слова. – Понимаю, сейчас еще слишком рано спрашивать тебя о планах на будущее.

– Очень рано. У мне пока нет никаких планов.

– Что ж, это вполне естественно. Ты ведь еще не оправилась от случившегося.

– Естественно, нет.

– Будешь подавать на развод?

Чувствовалось, Маркус до сих пор боялся, не привлечет ли Элспет его к ответу.

– Не знаю. В общем-то, у меня нет для этого серьезных оснований.

– Но…

Элспет догадалась, о чем хотел сказать Маркус. Основания есть у Кейра. Нет, это она скажет сама.

– Зато они есть у Кейра.

– Полагаю, что да.

Они замолчали. Видно было, что Маркусу вновь стало неуютно.

– Я очень сожалею. Очень, очень сожалею, что сыграл в этом определенную роль. Я ужасно виноват.

Это уже что-то!

– Благодарю за сочувствие. Но вряд ли тебе стоит казнить себя. Я не считаю, что ты виноват.

– Не считаешь?

Его реакции были как у ребенка. Теперь на лице Маркуса читалось облегчение.

– Да, не считаю. Будь я счастливее в браке, такого бы не случилось.

Это было ударом по его самолюбию.

– Тут, как говорят, ничего не попишешь, – вздохнул Маркус. – Жаль, ты не рассказала мне раньше. Ужасно тяжело сознавать, что все это ты вынесла одна.

– А что бы ты сделал, Маркус? – повторила Элспет свой утренний вопрос. Она не могла удержаться, чтобы не кольнуть его самоуверенность. – Сел бы в самолет, прилетел бы сюда меня утешать?

– Возможно.

Он улыбнулся, но как-то неуклюже. Он явно старался прочитать по лицу ее состояние, но не мог. Элспет решила, что уже достаточно потрепала его самолюбие и теперь можно ослабить хватку.

– Маркус, я вполне серьезно считаю, что тебе незачем себя винить. Мне тогда было очень паршиво. Все у меня шло вкривь и вкось. А с тобой я могла приятно проводить время, отвлекаясь от унылой повседневности.

– Понимаю.

Облегчение боролось в нем с уязвленной гордостью. Элспет с любопытством следила за Маркусом. То он боялся, что она потащит его в суд или явится к нему на порог с двумя детьми. Теперь он переживал, что ничего подобного не случится.

Элспет стало немного стыдно за свое поведение. Можно было бы продолжить отношения с ним. Ее бы это встряхнуло. Но она не хотела снова наступать на старые грабли. Сегодня она вдруг поняла одну особенность Маркуса, которую не замечала раньше. В этом человеке не было… ничего настоящего. Он был очень хорошим актером, играющим роль обаятельного, безупречно одетого обольстителя. Но обольстителя эгоцентричного, постоянно наблюдающего за собой. Ему требовались бесконечные подтверждения, что он все делает правильно. Даже любовью Маркус занимался так, как усердный школьник делает уроки. Все было тщательно продумано и тщательно исполнено. Со вниманием и тактичными вопросами, нравится ли ей то, что он делает.

Когда Кейр занимался с ней любовью, это действительно была любовь. Сексуальная близость объединяла их, они погружались в нее со всей страстностью. Никому из них и в голову не приходило, что другому это может не понравиться.

Но Кейр ушел. От нее и из ее жизни. Он был ершистым, критичным, недоброжелательным и высокомерным. Все, что дали ему она и ее семья, он швырнул им обратно, сделав это сознательно и без единого слова благодарности. Так какое место он мог теперь занимать в ее жизни? Элспет вновь остро почувствовала опустошенность и одиночество.

Теперь она хотя бы разобралась, кто такой Маркус.

Элспет встала и поцеловала его в щеку:

– Прошу прощения, но мне надо идти. Завтра увидимся. И спасибо за чай.

Он ведь не дурак и все должен понять сам.

* * *

– Тебе не кажется, что мистер Паттерсон проявляет редкостное терпение? – спросил у Кайла Джейми.

Их разговор происходил за чаем, в холле отеля «Кларидж».