2 апреля. Столько свободного времени, и ни разу не коснулся тетрадки. Какая-то апатия, нежелание ничего делать, полное равнодушие ко всему окружающему в этом очаровательном тупике, называемом Крымом. Насилу заставил себя взять карандаш. Узнал от одного офицера с бронепоезда «Дроздовец», что от Ростова до Армавира с ним ехала Н.Д. с детьми. Куда ее понесло? Ну, если она заболеет, умрет, кто приютит детей где-то в Армавире? Ведь они погибнут. Вместо радости от известия о них, боюсь за них.

У нас же идет формирование. Я пока при управлении дивизиона, валяюсь целый день на кровати, а вечером или иду к Довбищенко, или в театр. Но все это мало интересно. Идешь для того, чтобы заснуть ночью, а не мучиться с вечера бессонницей. Идут мирные переговоры с большевиками через англичан. Подождем, во что они выльются. И воевать надоело, и вообще все надоело, и жить надоело. Апатия и лень. Может быть, что-нибудь встряхнет меня.

4 мая. Станция Сарабуз, недалеко от Симферополя. Сижу в харчевне у станции. Еду квартирьером для своего дивизиона за Джанкой. Окончился наш отдых в Евпатории, и, хотя мы еще далеко не сформировались, обстоятельства заставляют идти на фронт. Поляки с Петлюрой, стремительно двигаясь вперед, заняли Киев, Смоленск и Полтаву, а Махно – Синельниково. Группе красных, закрывающей выход из Крыма, волей-неволей приходится уходить, чтобы не быть отрезанной. По слухам, ими уже очищен, без давления с нашей стороны, Мелитополь. Судьба как будто начинает улыбаться нам. Надо не зевать и использовать создавшуюся обстановку.

5 мая. Вероятно, с Евпаторией расстался навсегда. Мало хорошего в тылах Доброармии. Все дорого, а денег нет. Хватает нашего жалованья только на еду. Один раз зашли втроем в один из лучших ресторанов «Дюльбар», и то настроение испортил неприятный случай. За соседним столиком сидел «ахвицер» – хорунжий из казаков (поналепили сейчас таких без разбора) в компании трех подозрительных дам. Разгулялась широкая казачья душа – дай да дай, а содержимое кармана не проверил. Платить – пять тысяч не хватает. Не нашел лучшего выхода, как уговаривать кельнершу поверить ему в долг. Та, конечно, отказывается. Пререкания. Публика улыбается. Стыдно за погоны. Бывший со мной капитан подозвал кельнершу, заплатил ей деньги, а тому приказал немедленно убраться из ресторана, что тот и сделал, вероятно и до сего времени не понимая своего поступка. Да что и требовать от таких, если один из «химических», желая устроить старика отца в сотне на хорошую службу, назначил его своим денщиком.

Станция Джанкой. Чисто военный вид. Летучки, вагоны штаба, поднялся аэроплан, отправляясь на разведку. Выгрузились из вагонов возвратившиеся из турецкого плена человек 400 солдат. Все в белых костюмах и панамах. Войдут, кажется, в наши части пополнением. Нам придется ехать еще верст 30 по железной дороге в район, где расположится дивизия, – не знаю, надолго ли. В газетах известия утешительные. Союзники решили своими войсками создать Западный фронт и объявить Совдепии войну. Не верится, но поживем – увидим. Деникина заменил Врангель, Кельчевский предается суду вместе с Сидориным, а Донским корпусом командует генерал Абрамов. Не знаю, какой будет командир корпуса, но я был свидетелем его сообразительности в Евпатории.

Наш дивизион должен был получить английские 3-дюймовые орудия на пристани, только что выгруженные с парохода. Командир дивизиона приказал мне с командой казаков получить амуницию, собрать ее, пригнать на лошадей, получить орудия и привезти их в район расквартирования дивизиона. Так я и сделал. На обратном пути я проезжал мимо помещения штаба корпуса. Смотреть орудия вышло все начальство во главе с генералом Абрамовым. Смирно и пр. Все в порядке, и я считал смотр прошедшим благополучно, как вдруг в голову старого артиллериста генерала Абрамова пришла «счастливая» мысль: «А как повезут мобилизованные лошадки английский орудия по песку?» (С одной стороны шоссе, по которому мы ехали, был пляж.) Объяснять начальству не будешь. Сказал только ездовым: «Галопом и в плети» – и повернул в песок. Конечно же первое орудие и ящик сели в песке почти по ступицу. Несъезженные лошади, первый раз запряженные в три уноса, стали, и мы бились два часа, пока на руках вытащили орудие и ящик на шоссе. Такое приказание мог дать юнец-подпоручик, неопытный в езде артиллерии, но не старый генерал-артиллерист.

8 мая. Съездили мы, осмотрели отведенный для корпуса район. Собственно, не съездили, а верст 15 ходили пешком. Разоренные места. Нашему дивизиону достались два имения верстах в 10 от Джанкоя. И так как квартир нам в городе не дают, то мы лежим в кругу перед вокзалом на вытоптанной траве и ждем новых распоряжений. Оказывается, нам дают новый район, и все наше хождение пропало даром.

3 июня. Станция Акимовка, в 28 верстах от Мелитополя. Только к 17 мая пришел дивизион, но не в отведенные мной квартиры, а в хутор Каштановка около колонии и станцию Богемки вновь строящейся железной дороги на Перекоп. Туда же, после двухнедельного бесцельного отсутствия, пришел и я. В дивизионе перемены. Командир 2-й батареи полковник Ковалев308, а 3-й – полковник Аеонов309, почти все офицеры новые, остались лишь завхозы и штабс-капитан Титов310. Другие офицеры не пожелали служить с навязанными командирами и ушли в резерв.

Из Каштановки части 2-й Конной дивизии – полки 3-й Калединовский (Чапчиков311), 4-й Назаровский (Рубашкин312), 5-й Платовский (Шмелев313), 6-й Ермаковский (Губкин314), командиры бригад – Попов315 и Татаркин, начальник дивизии – генерал Калинин. После был придан Джунгарский Калмыцкий полк. С артиллерией (наш дивизион – 8 орудий) около 2500 шашек – походным порядком пошли на Джанкой и поездом дошли до станции Сальково. Наши части три дня назад перешли в наступление, прорвали фронт на Перекопе и Чонгаре, а Слащев высадил в селе Кирилловка на Азовском море выше города Геническа. Красные уходят. Мы прошли до Ново-Алексеевки, не встречая противника, а здесь спокойно отдыхали, как вдруг ружейная перестрелка. Все быстро выскочили из деревни на западную ее окраину, и полки стали разворачиваться. Противник (кавалерия) попытался обойти нас. Но его быстро отбили. Наша кавалерийская дивизия имела в каждом полку по одной сотне конной, и то половина без седел. Такой всадник «охлюпкой», как его предок дикий гунн, летел, как мешок, с шарахнувшейся от разрыва снаряда лошади. Но сейчас же снова вскакивал, и дух этой «кавалерии» был прекрасный. Красных гнали, как зайцев. На другой день заняли деревню Долгоровку и село