Рождественское. В ночь на 31-е наш дивизион стоял в хуторе Тимофеевом. Спокойно расположились спать; противник уходил. Но в два часа ночи мы вскочили. Частая ружейная стрельба у самой деревни. После оказалось, что конная дивизия товарища Блинова была у нас в тылу, а лихие калединовцы проспали в заставах. Бросились седлать лошадей, это удалось мне, Шкараборову316 и двум казакам. У командира дивизиона (полковника Грузинова317) и адъютанта (поручика Панышева318) лошади вырвались. Выскочили на улицу. Все летит. Верхом, пешком, в повозках. Вдоль улицы свистят пули, стреляет пулемет. Каша невообразимая. У меня все время была одна мысль, чтобы с ног не сбили моего конька или не споткнулся бы. Вылетели за деревню. Слева режет пулемет, справа красные подошли шагов на сто, видно в темноте – всадники машут шашками, кричат: «Сдавайтесь!» В этот момент мне казалось, что уже выхода нет, у меня даже револьвера при себе не было. Снова все понеслось. На мое счастье, я оказался не ближайшим к красной лаве, и мой коник за лошадьми прилично скакал. С полверсты проскакали, а дальше красные не погнались, срубили только крайних. Во время этой скачки я невольно вспомнил об оставшейся на пристани в Новороссийске моей Приме, на ней мне никто не был бы страшен.

Словом, из этой передряги я ушел благополучно. Видно, рано было мне кончать свою беспокойную жизнь. Все офицеры целы. Командир дивизиона с адъютантом за деревней пролежали во ржи, и красные два раза прошли мимо них, но не заметили. Ночь была темная. На рассвете красных сейчас же вышибли из деревни, наши орудия они вывезти не могли, лишь поснимали замки да оставили и своих 4 русских орудия. На другой день меня послали к инспектору артиллерии за замками, и я сижу а Акимовке в ожидании, когда их привезут из Севастополя.

12 июня. Догнал свою дивизию три дня тому назад. Она прошла выше Мелитополя и стоит сейчас в менонитской колонии Гнаденфельд верстах в 50 восточнее города. Красные начинают оказывать сопротивление серьезнее, чем раньше, вероятно, подошли новые части. Мы второй день ведем бои, забираем пленных, но разбить противника и погнать дальше пока не удается.

Уж не знаю почему, но у меня прескверное настроение. Никогда еще мне так не хотелось мирной жизни, как сейчас. Никогда так еще не надоедала война. Возможно, что это еще вследствие моего неопределенного положения – начальника связи и без лошади. Моего конька взяли для офицера для поручений. А сидеть в обозе и быть мало осведомленным в окружающей обстановке очень неприятно. Да, вероятно, и страшнее, чем в дивизии.

23 июня. Буквально ни одной свободной минуты, или приходил на ночлег утомленный до крайности. Целую неделю непрерывные бои и переходы по 50 верст в сутки. Для сна оставалось 4–5 часов, остальное время в седле. Противник перебросил новую армию, остановил наше наступление и даже начал нас теснить. Мы стали осаживать назад. Против нас был конный корпус Жлобы, 42-я дивизия, красные юнкера и зап. кон. бригада. Вся эта орава навалилась на наш Донской корпус. Жлоба потрепал 3-ю дивизию (Гусельщиков), взял до сотни гундоровцев и заставляет нас отходить. На помощь нам подошла дивизия генерала Морозова, и, наконец, 19-го, у колонии Вальдгейм, мы окружили корпус Жлобы и почти уничтожили его. Такого боя я еще не видел, да, вероятно, и не увижу.

Окруженная со всех сторон масса кавалерии сабель тысяч в пять металась на пространстве 5 верст, ища выхода. Наконец вырвалась и на измученных лошадях стала в полнейшем беспорядке уходить, потеряв все пулеметы и около 28 орудий. Сверху в эту массу бросали бомбы 5 аэропланов. Наши казаки перемешались с красными. Даже штаб дивизии пошел в атаку. Я тоже влез в эту кашу совершенно безоружный. Все поле при выходе из Вальдгейма было покрыто трупами. Пленных взяли более 2 тысяч. Вся наша дивизия набрала седел и шашек. По показанию пленных, сам Жлоба бежал, держась за стремя солдата, так как под ним была убита лошадь. Корпус его надолго выведен из строя.

На другой день мы принялись за 42-ю дивизию и быстро покончились и с ней. Взяли свыше трех тысяч пленных. Сегодня же стоим в деревне Романовке, верстах в 30 от Бердянска. Приезжает генерал Врангель делать смотр дивизии. Приводим себя в порядок, моемся, чистимся и отдыхаем. Лошадей за это время сильно приморили большими переходами.

28 июня. Стоим на одном месте, в деревне Вячеславовке. Почти ежедневно выходим в поле. Легко отбиваем пытающихся наступать красных, среди которых есть красные юнкера. Делаем ночные налеты. Сегодня, например, взяли командира бригады с супругой. Но наступать пока, видимо, не собираемся. Вероятно, командование имеет свой план, да и отдохнуть нам пора. Жить приходится то в немецких колониях (вот где сытно едим), то голодать в русских деревнях, то есть брынзу и баранину у болгар. Все же в смысле питания не плохо, но скучно. И с нашим комдивом очень тяжело служить. Вечно крик, ничем не доволен, и вдобавок бывают случаи битья казаков. А это уже мерзость, которой я никогда не выносил. С удовольствием поехал бы отдохнуть в Евпаторию, да туда надо везти много денег, а при теперешних окладах денег у офицерства не густо.

5 июля. За прошедшее время мало интересного произошло на нашем фронте. В наступление мы не переходим. Слышно, что наша армия должна скоро получить технические средства из Америки. А пока мы не даем красным продвигаться. Жаль, что третьего дня снарядом слегка поврежден бронеавтомобиль «Свирепый» и при дивизии остался только один. Сейчас стоим в немецкой колонии Алексан дерталь, а ночевать пойдем, кажется, в деревню Мануиловку.

7 июля. Противник наступал на колонию Мариенталь. Наша дивизия ударила ему в левый фланг и почти сбила его, но два броневика заставили Джунгарский полк отойти, и положение стало меняться не в нашу пользу. Но 3-я батарея на прицеле 1 верста отбила броневики, 6-й полк пошел в атаку, и противник отошел в исходное положение. Было жарко. Даже штаб дивизии был под пулеметным огнем.

8 июля. Красные быстро подошли к деревне Мануиловке. Мы отошли к деревне Павловке и здесь простояли до 17-го. Немного обжились, стали даже ухаживать. Нашлось две-три девицы. Учительница и еще что-то в этом роде. Успел я за это время немного осадить свое начальство, которое стало совершенно невозможным в своем диком набрасывании на людей и нежелании сдерживаться. Красные вздумали нас выбить из Мануиловки и выбили своим боком. Мы подпустили их к