— И ты так спокойно об этом говоришь? — пробормотал Оррас.

— Что мне теперь, зарезаться самой? Мы все надеялись, что Кладези Бездны разверзнутся не при нас…

— Но как бы то ни было, я служу Жизни, а жизнь не кончается на нас с тобой. И даже если мы не устоим, кто-то придет и отомстит за нас…

Когда он открыл глаза, то первым делом увидел над собой лицо Лейды-грайнитки.

— Лейда, — прошептал Адай.

В голове гудело, в глазах двоилось, во рту был вкус ржавого железа пополам с желчью, но соображал он довольно ясно.

— Уже неплохо, — удовлетворенно кивнула жрица. — Память не отшибло. Встать можешь?

— Кажется… Чем все кончилось?

— Колдуны и их сторожевые псы убиты все. — Лицо грайнитки стало жестким. — Людей, которых на заклание… Не всех спасли. Но вообще-то скажи спасибо тому чужинцу. Себя не пожалел парень, но если бы он не разнес проклятое капище, может быть, полегли все мы. У них были очень мощные амулеты и уже собрано немало силы. И если бы они свой обряд до конца довели…

— Сколько… погибло? — выдохнул тысячник. — Я хочу сказать — от чар?

— Семнадцать, считая чужинца, — вздохнула жрица.

С горечью Камр Адай подумал, что не может вспомнить, как звали их спасителя…

— Ты сам-то как уцелел, воевода? Обереги твои так себе…

— Старая магия… Знаки Цо на упряжь нанес, может, в этом дело? — изрек Адай, решив, что вряд ли есть смысл что-то прятать от служанки Подательницы Жизни.

— А… понятно. — Лейда встала и направилась к выходу из шатра.

Как понял теперь тысячник, он сейчас находился в жилище кого-то из проклятых жрецов-колдунов… Потом она сняла с себя переливающийся янтарем амулет, знак своей богини, который давал жрицам силу, и надела ему на шею.

— Вот, лечись. Полежал бы до вечера, а потом уже только вставай, ты нам потребуешься живой и здоровый… Сам понимаешь, войско без воеводы, что человек без головы, а сотника какого-нибудь не все слушать будут…

— Ладно, — согласился он, почувствовав очередной приступ слабости… И вдруг спросил: — Сестра, а кто это был… там?

— Где? — осведомилась грайнитка.

— Там… когда разнесло алтарь… Я видел какое-то существо…

— Может быть… какой-нибудь мелкий местный дух… А вернее, тебе показалось.

Голос грайнитки не выдавал ни лжи, ни тревоги. И Адай ей поверил… почти.

Оставшись один, он тем не менее лишний раз представил жуткую фигуру, вставшую в огне… И вспомнил, засыпая, древнюю песню своего народа: «Радуйся, матерь Степь, ибо не будет более проходить по тебе нечестивый: он совсем уничтожен!»

И почти сразу же провалился в крепкий тяжелый сон, из которого его вывела чья-то настойчивая тряска. Крепкая рука теребила его плечо. Он открыл глаза, за стенами временного жилища уже желтел закат. Чувствовал себя он недурно, видать, амулет помог.

— Тысячник… — Мрай Долн, командир разведчиков, был напряжен и смущен.

Не знай его Камр уже шестой год, он счел бы, что тот напуган.

— Там эти, чародеи… тебя требуют… И Серхо…

— Значит, говоришь, — обратился он к десятнику Мрай Долну, — голос в голове раздается?

— Точно так все и было. — Немолодой воин нервно оглядывался, на губах его была растерянная усмешка. — Вошел я туда, и тут голос прямо в голове. Думал, что все, рехнулся, к Лейде побежал…

— А потом?

— Потом она тоже на место, где алтарь стоял, сходила, чего-то там нашла и шмыг в руины. А потом кричит, мол, Г'иййягина и тебя звать.

— Там еще руины оказались?

— Ну да! Мы ж и не заметили. Помнишь курган, он на самом деле развалины — что-то из песчаника построили, оно и развалилось да травой с тамариском поросло… Старое очень. А вот под курганом вход в подземелье. Странное, я тебе скажу, подземелье, как будто из камня расплавленного отлитое… Эти… — сплюнул, — живорезы только немного расчистили, дальше не ходили…

— А что колдуны наши говорят?

Десятник на некоторое время замолчал, а после этого ответил:

— Да уж и не знаю, что сказать. Нашли они там такое, что тебе лучше самому посмотреть. Хотя если по совести, такое человеку лучше и не видеть…

— Ну и то хорошо, будем надеяться на лучшее.

Тем временем они въехали на место, где адепты демонов творили свои ритуалы. Вокруг каменного резного алтаря, осколки которого валялись вокруг, шагов на двадцать все было выжжено пламенем магического отката. В воздухе пахло горелой плотью, раскаленным камнем и еще чем-то чужим и отвратительным. Он подумал, что много, должно быть, людей здесь расстались с жизнью в честь неведомых демонов или богов.

Они спустились по хорошо сохранившимся ступенькам.

На стенах и потолке отсветы горящего смолья открывали взору старинные, но не поблекшие мозаики. Какие-то дикие леса, какие-то чудища, какие-то фигуры — мелкие, двуногие, но людей не сильно напоминающие…

Лестница закончилась в небольшом зале неглубоко под землей.

Несколько скульптур странных тварей. Не то прямоходящих ящеров, но почему-то с головой морского зверя «спрута», сжимающих в руках мечи с извилистыми лезвиями и рукоятями чуть не в половину длины — за их спинами входы в заваленные боковые галереи. Пыль, застоявшийся сумрак, неподвижный воздух. А еще, спустившись вниз, он увидел выложенные на ступеньках каменные молоты, разноцветные нефритовые и обсидиановые ножи и каменные выдолбленные горшки.

Камр нервно передернул плечами.

Давнее и полузапретное слово «аннакимы» приходило на ум, но произнесено не было. Ибо, как гласят легенды, случалось, одно слово, сказанное в неподходящее время и в неподходящем месте, вызывало из-за Грани Мира таких тварей, от одного дыхания которых сотрясалось небо и горела земля, и потом сил тысяч и тысяч магов, тех еще, древних, настоящих магов, не хватало, чтобы загнать их обратно…

Адай не сразу понял, что рассматривают Г'иййягин и несколько его товарищей. И лишь потом, когда, шагнув вперед, оказался в самом центре крипты, в его голове раздался какой-то обесцвеченный и лишенный даже намека на эмоцию голос:

— Ты и есть, что ли, глава нечестивцев, нарушивших великое совершенное исполнение и по вине которых я умер?

Камр еще раз присмотрелся, задержал взор на помертвевшем личике Лейды. И только потом понял, что за предмет стоит на древнем кое-как отесанном валуне на медном блюде.

Это была мертвая оторванная голова кого-то из слуг Подземного, может та самая, что он видел перед смертью.

И она сейчас шевелила губами, разговаривая с ним.

Как ни покажется странным, Адай не испугался, почти не испугался. Лишь подумал, что голова без тела не может говорить, ибо для речи нужно выдыхать воздух из легких, а их-то и нет…