– Ну-ну?

– Не Игрок!

Бровей Мимо снова «рассмеялся».

– Отдаю должное вашей прозорливости. Недаром я следил за вами практически с момента вашего проникновения в Ствол. Но я не Игрок, я организатор Игр. Итак, вы согласны?

У Павла закружилась голова, и он вынужден был присесть на корточки. Помассировал затылок, с усилием встал, распрямил плечи.

– Почему бы вам не обратиться с подобным предложением к Златкову или Ромашину?

– Судьи, как правило, никогда не становятся Игроками в силу многих причин, в основном психологического плана. Ромашин отказался стать Игроком, но, возможно, согласится стать помощником организатора. Его уровень позволяет ему сделать это!

– Тогда чего вы хотите от меня?

– Да или нет?

– Нет.

– Что ж, уважаю вашу волю. – Бровей отступил. – Но не теряю надежды. У вас еще остается шанс перешагнуть на другой уровень бытия и сознания, неизмеримо более высокий, чем ваш нынешний.

– Я сказал – нет.

Бровей Мимо насмешливо оглядел затвердевшее лицо Павла, поклонился… и его не стало.

Павел снова почувствовал приступ тошноты и головокружения, зажмурился, заставляя организм преодолеть нахлынувшую слабость, вспомнил о спутниках и выбежал из своего отсека управления в кольцевую галерею.

Ясена встретила его на пороге, с затуманенным взглядом, бледная, растерянная, протянула к нему руки. Они обнялись. Но перед глазами Павла все еще стояла фигура бровея, организатора Игр, и в голове бился пси-голос мнимого бродяги:

«Можете попробовать себя в ином качестве… в качестве Игрока… можете попробовать себя… можете попробовать…»

– Могу, – прошептал Павел.

– Что? – не поняла Ясена.

– Но не хочу! – Он поцеловал ее так, как никогда не целовал, обнял за плечи, повел по кольцу галереи к другим отсекам. – Пора домой, зоренька моя Ясная, нам столько предстоит увидеть и сделать…

Бровей перед мысленным взором Павла подмигнул ему и растаял окончательно. Человек для него как личность не имел значения, человек как стая оставался потенциальным кандидатом в Игроки.

А организатор Игр, потрясающих Вселенные, умел ждать…

Холмистая равнина была покрыта чешуйчатой багровой травой и коричневым перистым кустарником от горизонта до горизонта и с высоты километра казалась алой. В середине ее располагалась круглая впадина, как бы огороженная двумя рядами оплывших багровых скал, вершины которых светились изнутри и все отклонялись от центра впадины, образуя своеобразный колючий воротник. Оттуда вырастала жемчужно-белая колонна высотой около двух километров, которая к вершине превращалась в светящийся дымный столб, постепенно тающий в сиреневом небе.

Изредка на фоне столба можно было увидеть кружившие вокруг него черные точки, пикирующие вниз и вновь возносящиеся в небо.

Завершенность этому необычному пейзажу придавали яркая звезда, низко висящая над горизонтом, и косо перечеркнувшая небосклон светящаяся нить, играющая роль центра системы. Нить представляла собой макростринг – «суперструну», пронизывающую местный космос, вокруг которой и вращалась планета с торчащей из равнины колонной. По сути, вся эта вселенная – Ветвь Древа Времен – представляла собой чуть ли не бесконечной длины «трубу» с центральной «струной» сверхплотной материи, очень массивной и светящейся, вокруг которой и кружились материальные объекты – планеты, звезды, облака пыли и струи астероидов, которые по мере замедления скорости вращения падали на «струну» и бесследно ею поглощались.

Там, где образовывались устойчивые конфигурации планет и звезд, на планетах возникала жизнь, однако разумная встречалась очень редко. Мир макростринга был неустойчив и не позволял эволюционным процессам доводить жизненные циклы до совершенства. Тем не менее разум иногда возникал на планетах «струны», как, например, на планете с необычной колонной, – в виде колоний микроорганизмов.

Беда была в том, что этот мир умирал. Ветвь Времен «засыхала», отрубленная неизвестно кем из Игроков. Жизнь на планетах удивительного мира «струны» была обречена на исчезновение.

Послышался приближающийся тихий стеклянный треск.

Разглядывающее белую колонну существо, похожее на горбатого двуногого и двурукого варана с зеркально бликующей шкурой, оглянулось. К нему подходило еще одно такое же существо, с хрустом давящее ногами красные полупрозрачные перья травы и более темные наплывы мха и лишайника, напоминающие рыбью чешую. Стеклянная хрупкость мха и травы, а также коричневого кустарника, покрывающего равнину, только подтверждала вывод наблюдателей о судьбе здешней области Мироздания. Изменились физические константы мира, параметры его вакуума, а вместе с ними и свойства материальных объектов. Цепочка «холодных» ядерных преобразований сбрасывала химические элементы в «нижние» этажи таблицы элементов, углерод превращался в кремний, и растения становились «стеклянными», чтобы впоследствии рассыпаться в порошок сурьмы, затем в железную пыль и – в финале – заблестеть ртутными озерами с берегами, одетыми свинцовой коростой.

Существа, похожие на зеркально-металлических варанов, были людьми в защитных костюмах. Они уже наблюдали ржавые пустыни и серые свинцовые плеши вдали от белой колонны Ствола и понимали, что это означает. Планета, вращавшаяся вокруг «суперструны», быстро теряла энергию, сжималась и превращалась в полиметаллический шар. Лишь десятикилометровая зона вокруг Ствола еще держалась, сохраняя форму материальных объектов, в том числе – биологических, но и она неуклонно сокращалась. По подсчетам людей, ей осталось жить от силы десять дней – по внутреннему времени скафандров, а что такое время с точки зрения законов данной Ветви – не знал никто.

Вполне возможно, гипотеза одного из членов команды, попавшей в этот мир, – что время в нем подчиняется типологической концепции и представляет собой изменчивость индивидов и таксонов[29], регистрируемую только по положению объектов в пространствах их состояний, – была близка к истине. Во всяком случае, наблюдения показали, что таксоны разных масштабов – от бактериальных кластеров до биосистем типа травы или кустарника обладают разными «объемами времени» и умирают в зависимости от этих объемов – быстро или медленно.

Когда отряд только появился на планете, бактерии еще водились в изобилии в водоемах и в воздухе, теперь же воздух стал стерильно чистым, а на поверхности планеты сохранились лишь массивы лесов и кустарников, остатки «неразумной» природы.

Разум планеты исчез вместе с остальным миром микроорганизмов. О том, что здесь некогда роились разумные «капли» и «вихри» микробов, можно было судить лишь по их «городам» – удивительным сооружениям в виде скопищ бокалов разной формы. Один из таких «городов» располагался в двенадцати километрах от белой колонны Ствола, и любоваться им ходили все члены отряда.