Совершенно ясно для суда, что стороны обычно имеют очень сильную личную заинтересованность в представлении своих объяснений. Таким образом, практически невозможно оценить их так же, как показания свидетелей и другие доказательства. Это самое главное.

Ну, конечно, нельзя лишать стороны права давать объяснения. И игнорировать их значило бы нарушать закон. Судам необходимо оценивать этот вид доказательств в связи с остальными доказательствами. Но это очень особый тип доказательств.

В.: Но тем не менее вы считаете, что объяснения сторон не имеют веса, если они не подкреплены другими доказательствами?

О.: Да, если они не подкреплены, то они имеют практически нулевой вес.

В.: Благодарю вас. Я думаю, мы можем перейти к другому вопросу. К тому, когда вы говорите, что соглашение 1995 года было недействительным, или неэффективным, или неполным.

Давайте разберемся. Считаете ли вы, что это соглашение должно было быть по намерениям сторон юридически имеющим силу?

О.: Да. Это очень важно.

В.: Позиция господина Березовского по данному вопросу заключается в том, что ваше мнение и российское законодательство совершенно не имеют к этому никакого отношения, поскольку вопрос заключается в том, намеревались ли стороны, чтобы их соглашение было юридически действительным, имеющим силу. То есть это вопрос фактологический, по которому примет решение госпожа судья в соответствии с правилами английского суда и дачи показаний и доказательств. Это позиция господина Березовского.

А юристы господина Абрамовича принимают другую позицию, именно поэтому я хочу вам задать несколько вопросов.

Еще одно ваше заключение, где вы говорите:

«Ограниченный консенсус сторон, заявленный в отношении определенных проектов, по утверждениям истца, недостаточен для того, чтобы точно установить обязательное соглашение. Оно безнадежно расплывчато и неточно. Я решительно придерживаюсь такой точки зрения, что российский суд не признает его действительным, не приведет его к принудительному исполнению и не будет его рассматривать».

Потом вы говорите: «Во-первых, расплывчатая природа так называемых или вменяемых обязательств сторон указывает на полное отсутствие объективного намерения заключить обязательный договор».

Далее вы говорите: «Рассудительные деловые партнеры не будут выражать, закреплять в договоре расплывчатые обязательства, такие как „координировать договор“ или „привлекать средства“ (как предлагает истец), поскольку это усложняет понимание сути их деятельности».

И дальше: «Очевидно, что заявленные обязательства господина Березовского и господина Патаркацишвили не могут быть принудительно исполнены через российскую судебную систему. Суд не может обязать господина Березовского использовать свои связи для обеспечения приватизации „Сибнефти“ в свою пользу за счет обеспечения августовского приказа президента или заставить господина Патаркацишвили прибегнуть к своим бизнес-контактам для достижения согласованной цели. Невозможно определить объективный стандарт, в соответствии с которым исполнение таких обязательств может быть обеспечено или оценены убытки от любого неисполнения».

То есть вы делаете два вывода. Первый таков, что договор 1995 года был слишком неполноценным и слишком расплывчатым, чтобы быть юридически обязывающим, правильно?

О.: Да.

В.: А второй вывод — поскольку договор 1995 года был расплывчатым и неполноценным, из этого следует, что стороны не намерены были, чтобы этот договор имел юридическую силу.

О.: Да. Обычно, если стороны хотят заключить не договор, а что-то, что мы называем протоколом о намерениях, то тогда их удовлетворяют вот такие общие расплывчатые формулировки их будущих действий и обязательств. Если они хотят, чтобы договор был юридически обязательным, они подготавливают что-то, что можно потом доказать и что суд может принудительно применить.

Поскольку не было договора, который может быть принудительно исполнен по решению российского суда, это наводит меня на мысль, что стороны не намерены были заключить юридически обязательный договор. Во-первых, договор был неточным и расплывчатым, во-вторых, в устной форме. Эти факты, я считаю, если бы их рассматривал суд, побудили бы суд сделать вывод, что не было намерения создать юридические обязывающие обязательства.

Судья Элизабет Глостер: Пожалуйста, минуточку, отойдем от вашего мнения о применении принципов к фактам. И давайте сосредоточимся просто на принципах. Имеется ли по российскому законодательству дополнительное требование и намерение создать юридически обязательный контракт?

О.: Закон требует, чтобы стороны согласовали все существенные условия в той форме, которая установлена законом. Это должно быть на той основе, что стороны намерены заключить юридически обязательный договор.

Судья Элизабет Глостер: Ну, давайте возьмем к примеру договор на приобретение машины. Я соглашаюсь продать вам автомобиль, мы согласовываем цену и все остальные условия. Мы пожали руки, но я потом вам говорю: «Вы знаете, что это не будет юридически обязательным договором. Это просто я вам даю свое честное слово, слово чести». А вы сказали: «Да, я согласен». Значит, здесь нет намерения создать юридически-правовые отношения. В российском законе то же самое?

О.: Как вы говорите, если это только дело чести и они договорились об этом, то в России это называется джентльменское соглашение. Это лишь дело честного слова.

Судья Элизабет Глостер: Значит, ваши показания в том, что намерения или воля сторон должны быть направлены на создание юридических обязательств?

О.: Да.

Судья Элизабет Глостер: Ситуация, когда существует договор на продажу машины, и люди жмут друг другу руки, и говорят: «Мы подпишем письменный договор», — эта ситуация, пока контракты не подписаны, не говорит о том, что есть намерение создать обязательный договор?

О.: Ну да, совершенно правильно. Есть только план подписать договор потом.

Судья Элизабет Глостер: Но на этом этапе это не юридически обязательное соглашение?

О.: Да, на том этапе не юридически пока еще.

Г-н Рабиновитц: Давайте посмотрим на то, что вы говорите в параграфе 278 своего заключения:

«Если бы деловые партнеры были намерены, чтобы договор такого масштаба и такого значения был бы юридически обязательным, они бы это записали в письменном виде».

И вы объясняете почему: «Тот факт, что они не записали это, указывает на то, что они были намерены полагаться на неофициальную договоренность, а не на правовое принуждение».

Господин Рачков сам заявляет, что «отношения в России часто основаны на доверии, и часто считается, что письменная форма договоров подрывает такое доверие или покажет, что такого доверия не существует». Разница между неофициальным взаимопониманием и юридически обязательным договором хорошо известна российским бизнесменам.