Черчилль был не один, в комнате находилась еще Кэтлин Хилл. «Я молча и незаметно сидела в углу, – позже вспоминала она. – Если он расстраивался, я старалась быть невидимой. Когда те два корабля погибли, я была у него. Это был ужасный момент. «Бедняга Том Филлипс», – только и произнес он».

Потеря «Принца Уэльского» и «Рипалса» стала тяжелым ударом для Британии. Погибло 600 офицеров и матросов, и дальневосточные воды оказались открыты все более усиливавшемуся превосходству Японии на море. Но удар от этой потери частично был компенсирован на следующий день, когда Италия, а вслед за ней и Германия без всяких провокаций объявили войну Соединенным Штатам. Рузвельт, поглощенный войной на Тихом океане, не строил планов войны с Гитлером, как и в первые дни после Перл-Харбора. Теперь сам Гитлер привел Германию к войне с Соединенными Штатами. Отныне можно было не опасаться, что основные усилия американцев будут направлены против Японии и Британия лишится поступлений значительного количества военных ресурсов из США.

В результате самонадеянного заявления Гитлера Америка после двух с половиной лет нейтралитета внезапно стала воюющей стороной в Европе. «Испытываю огромное облегчение от поворота в развитии событий», – телеграфировал Черчилль Рузвельту 11 декабря. Идену, который направлялся в Москву, он сообщил: «Подключение к войне Соединенных Штатов все меняет, и наше терпение со временем безусловно приведет к победе».

Америка оказалась в состоянии войны с Германией и Италией, и Рузвельт согласился как можно скорее встретиться с Черчиллем. 12 декабря Черчилль ночным поездом отправился из Лондона в Клайд, где поднялся на борт линкора «Герцог Йоркский» для путешествия через Атлантику. На борту он каждый день узнавал об успехах контрнаступления русских под Ленинградом, Москвой и на Азовском море. «Невозможно передать чувство облегчения, с которым я каждый день слышу о замечательных победах на русском фронте, – телеграфировал он Сталину 15 декабря. – Никогда не был так уверен в окончательном исходе войны». Облегчение Черчилля объяснялось пониманием, что Гитлер увяз в России, его армии сражаются далеко на востоке в тяжелейших зимних условиях, несут огромные потери, и поэтому любые планы вторжения в Британию в 1942 г. он будет вынужден отложить.

Во время штормового плавания Черчилля на Запад японские силы атаковали Гонконг. «Следует ждать тяжелых потерь в этой войне с Японией, – написал он Клементине 21 декабря, – и нет смысла критикам вопрошать «Почему мы оказались не готовы?», когда сейчас задействовано все, что у нас есть. Вступление Соединенных Штатов в войну во много раз перевешивает все потери, которые происходят на Дальнем Востоке. Тем не менее эти потери очень болезненны, и их будет крайне трудно восполнить». Начальникам штабов, которые сопровождали его в плавании, Черчилль с горечью заметил: «Американцы с гораздо большей вероятностью будут готовы к высадке в Европе в 1944 г., нежели в 1943 г. По нашим расчетам, вероятность этого составляет 10 к 1». Что касается ночных налетов британских бомбардировщиков, которые начальники штабов рассматривали как один из основных способов поставить Германию на колени, Черчилль полагал, что они не будут иметь решающего значения. «Ход событий, – говорил он, – заставит нас выработать гораздо более сложную стратегию».

22 декабря, после десятидневного плавания, Черчилль оказался в Хэмптон-Роуд, откуда самолетом перебрался в Вашингтон. «Президент ждал в своей машине, – позже вспоминал он. – Я с удовольствием пожал его крепкую руку». В течение трех недель Черчилль был гостем Рузвельта в Белом доме. Переговоры начались в первый же день. Было заключено соглашение по разработке плана совместной высадки англо-американских войск во Французской Северной Африке – «по приглашению или без оного» от вишистов. В этот же день британские начальники штабов и их американские коллеги под сильным нажимом Паунда, Брука и Портала и к огромному облегчению Черчилля пришли к общему решению. Отныне основным театром военных действий решено было считать Евроатлантический, а ключом к победе по-прежнему Германию: поражение Германии должно предшествовать поражению Японии.

22 декабря, пока продолжались переговоры Черчилля с Рузвельтом, японские войска высадились на Филиппинах и стали теснить там американцев. Еще через три дня, после семидневной обороны, сложили оружие британские, канадские и индийские защитники Гонконга. Черчилль и Рузвельт продолжали строить стратегические планы совместных боевых действий. Американские бомбардировщики будут действовать против Германии с баз Соединенного Королевства. Американские войска разместятся в Северной Ирландии, освободив тем самым британские войска для действий на Ближнем Востоке. Если Филиппины падут, американские войска будут переведены в Сингапур. Существенные вооруженные силы США будут направлены для обороны Австралии. 26 декабря, после одобрения и принятия всех этих решений, Черчилль обратился к обеим палатам конгресса. «Не могу не думать, – между прочим сказал он, – что, если бы мой отец был американцем, а мать британкой, а не наоборот, я сегодня мог бы вполне быть среди вас».

Днем Черчилль с Рузвельтом обсуждали проблемы морских перевозок, которые усложнились в результате принятых ими решений. Вечером Черчилль сказал своим начальникам штабов, что размышляет над соглашением, согласно которому общее руководство военными действиями на Тихом океане будет осуществляться из Вашингтона, а действия в Атлантике, Европе и Северной Африке – из Лондона. Когда Черчилль ложился спать в своих апартаментах в Белом доме, ему было так жарко, что он решил открыть окно в спальне. «Оно оказалось очень тугим, – рассказывал он наутро своему врачу Чарльзу Уилсону. – Мне пришлось приложить значительные усилия, и я сразу почувствовал, что задыхаюсь. Возникла тупая боль в области сердца, она распространилась в левую руку».

У Черчилля произошел легкий сердечный приступ. «Классическое лечение, – записал в дневнике Уилсон, будущий лорд Моран, – требует постельного режима как минимум на шесть недель. Это стало бы известно всему миру, а американские газеты обязательно расписали бы, что премьер-министр – инвалид с больным сердцем и неопределенным будущим». Врач решил скрыть информацию от всех, в том числе и от пациента. «У вас немного слабое кровообращение, – сказал он ему. – Ничего серьезного. Вам требуется покой, но не лежачее состояние. Просто некоторое время лучше не делать лишних усилий».

Конференция продолжилась. Утром 27 декабря Черчилль обсуждал с генералом Маршаллом, начальником штаба армии США, вопрос о главнокомандующем союзными войсками на Дальнем Востоке. Маршалл высказался в пользу Уэвелла. Вечером Черчилль обсудил этот же вопрос со своими начальниками штабов. Они согласились, что этот пост получит Уэвелл, а его заместителем станет американец. «Действия американцев, – телеграфировал Черчилль Военному кабинету, – продемонстрировали широкий подход и отсутствие эгоизма». Но один из членов британской команды переговорщиков в частном разговоре сообщил Черчиллю: «Американцы порой крайне резко винят нас в неблагополучном развитии ситуации».

Несмотря на плохое самочувствие, Черчилль из Вашингтона поездом отправился в Оттаву, где 30 декабря выступил в канадском парламенте. Вспомнив высказывание Вейгана в 1940 г., что Британии свернут шею, как цыпленку, он заметил, к удовольствию слушателей: «Тот еще цыпленок!» А когда смех стих, добавил: «Та еще шея!»