Колвилл, который в это время находился в авиационных частях в Южной Африке, прокомментировал: «Все величие его риторики сохранилось, но появилась новая нота – отсутствие былой уверенности». Гарольд Николсон записал: «Его выступление вчера вечером не понравилось. Страна слишком взволнованна и раздражена, чтобы поддаться на красивые фразы. Хотя что еще он мог сказать?» Черчилль не мог сказать то, что сообщил ему Уэвелл о войсках, сражающихся как в Малайе, так и в Бирме: «Ни британцы, ни австралийцы, ни индийцы не проявляют необходимой физической и моральной стойкости». Это сильно встревожило Черчилля, но поделиться своей тревогой он мог только с ближайшим окружением, как и в случае с немецкими кодами.

Несмотря на успех Черчилля по вотуму доверия, в обществе нарастало критическое отношение к внутренней политике в военное время. Тревоги приходилось переживать практически в одиночку. «Он говорит, что устал от всего этого, – записал 18 февраля капитан Ричард Пим, глава картографического кабинета Черчилля, – и намекает, что очень серьезно размышляет над тем, чтобы переложить груз ответственности на другие плечи». На следующий день Черчилль назначил Эттли заместителем премьер-министра, но тем, кто требовал, чтобы он отказался от своего второго поста – министра обороны, – заявил в палате общин 24 февраля: «Когда впереди так много проблем, кому-то может показаться очень соблазнительным ловко отойти в сторону и дать другому принимать на себя удары, тяжелые и непрестанные удары, но я не намерен поступать столь малодушно». Двумя неделями позже Клементина написала кузену Черчилля Освальду Фривену: «Он очень храбрый. Нападки его не испугают, и, даже учитывая трагедию Сингапура, надеюсь, его смелости не убавится».

На публике прежняя воинственность Черчилля возвращалась, но семья видела его душевные страдания. «Папа в упадке, – записала Мэри в дневнике 27 февраля. – Не очень хорош физически и измучен постоянным давлением неблагоприятных событий». Не слишком большим утешением стал и успешный налет британских десантников на радарную станцию немцев на берегу Ла-Манша. Им удалось захватить компоненты радарной установки, в результате чего выяснилось, что в некоторых аспектах немецкие радары превосходят британские. Публика радовалась успешной операции, но Черчилль знал ее обратную сторону, как и многие другие опасности, о которых люди не подозревали.

28 февраля японские войска вторглись на остров Ява. В последовавшем морском сражении британский флот понес тяжелые потери. «Это мучительные дни для Уинстона, полного сил и в то же время неспособного остановить этот кошмар на Дальнем Востоке», – написала Клементина кузену в этот день. Мэри записала в дневнике: «Отец опечален, потрясен событиями и чрезвычайно утомлен». Прошло почти три месяца после Перл-Харбора. «Когда я вспоминаю, как хотел и молился за вступление Соединенных Штатов в войну, – написал Черчилль в телеграмме Рузвельту 5 марта, – даже трудно осознать, насколько сильно ухудшились наши британские дела после 7 декабря».

В тот день, когда Черчилль отправил эту телеграмму, старший британский чиновник в Бирме генерал сэр Гарольд Александер, который руководил эвакуацией Дюнкерка, дал распоряжение оставить Рангун. Через три дня на Яве капитулировали голландцы. Более 10 000 британских и австралийских солдат оказались в плену. Пытаясь каким-то образом исправить ситуацию, Черчилль решился на кадровые перестановки. Так, он предложил генералу Бруку стать председателем Комитета начальников штабов. Кроме того, назначил на должность начальника общевойсковых операций лорда Луиса Маунтбеттена, сына принца Луиса Баттенбергского, бывшего первым морским лордом в 1914 г. Черчилль также предложил, что встретится со Сталиным либо в Тегеране, либо в Астрахани, чтобы завершить переговоры по англо-советскому договору. «И это, – записал Оливер Харви, – человек, у которого в любую минуту может остановиться сердце. Какое мужество, какая смелость! Но стоит ли это делать?»

Впрочем, визит в Россию не состоялся. Черчилль не готов был предложить Сталину то, на чем тот настаивал: высадку в этом году союзного десанта в Северной Европе, чтобы оттянуть немецкие войска с Восточного фронта, и открытие так называемого второго фронта. 8 марта Черчилль получил от Рузвельта анализ возможности десантной операции американцев. Президент назвал июнь 1944 г. датой, к которой американский флот готов будет перевозить 400 000 человек. К июню 1943 г. это число может составить лишь 130 000. Этого было явно недостаточно для крупной десантной операции в Северной Европе, особенно учитывая, что удар затем будет направлен на саму Германию. Для десантной операции в сентябре 1942 г., как того хотел Сталин, Америка могла предоставить только 40 % десантных судов и 700 из 5700 необходимых боевых самолетов. Неудивительно, что месяц спустя Клементина отметила, что ее муж «тянет на себе ношу не только своей страны, но и не готовой на данный момент Америки».

Неготовность Америки, о чем говорил и сам Рузвельт, сделала невозможным проведение масштабной десантной операции в Северной Европе в 1942 г. Поэтому активные боевые действия на Западе против Германии свелись в основном к бомбардировкам немецких городов и промышленных объектов. «Это не самое главное, но лучше, чем ничего, – говорил Черчилль Порталу 13 марта, – и все-таки наносит внушительный ущерб врагу».

Появились новые расшифровки немецких радиограмм. Из них стали известны детали очередного наступления немцев в России, планирующегося на лето. Черчилль сразу предложил организовать самые массированные – «какие только возможны» – налеты британской авиации на территорию Германии. Начальники штабов с этим согласились, но отвергли желание Черчилля направить в помощь России британских летчиков. Брук пояснил, что нельзя снимать истребители с Ближнего Востока, поскольку существует возможность возобновления там немецких наступательных действий.

Падение Сингапура доставило Черчиллю сильнейшую душевную боль. В выступлении 26 марта он назвал это «величайшей катастрофой в истории британского оружия». Но наступление японских войск оказалось слишком стремительным, а военно-воздушные силы слишком мощными, чтобы их можно было остановить. 3 апреля бомбардировкам с воздуха подвергся бирманский город Мандалай. Погибло 2000 гражданских лиц. 4 апреля в результате налета японской авиации на Цейлон были потоплены четыре британских военных корабля и погибло более 500 военнослужащих. 6 апреля японские войска высадились на Соломоновых островах, находящихся под тихоокеанским мандатом Австралии. Отвечая на возобновившиеся упреки в том, что при планировании не была проявлена достаточная дальновидность, Черчилль сказал 13 апреля в палате общин: «Этим прискорбным событиям предшествовало огромное количество дискуссий, но дискуссий самих по себе недостаточно, чтобы отразить нападение превосходящих сил противника». Четырьмя днями ранее американские войска на полуострове Батаан на Филиппинах прекратили сопротивление. 35 000 военнослужащих оказались в плену у японцев. Это была катастрофа, по масштабу сопоставимая с сингапурской. «Самое лучшее, на что можно надеяться, – сказал Черчилль на закрытом заседании палаты общин, – что отступление будет по возможности медленным».

Каждый день приносил сообщения о новых катастрофах, и Черчиллю требовалось хотя бы час-другой бывать в одиночестве. «Я был в Чартвелле на прошлой неделе, – написал он Рэндольфу 2 мая, – и обнаружил там весну во всей красе. Гусь, которого я называл морским адъютантом, и один лебедь пали жертвами лисы. Рыжий кот, однако, проявил ко мне дружеское отношение, которое сохранилось, хотя мы с ним не виделись восемь месяцев».