Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я на всякий случай промолчала, не желая сбивать его с мысли.
– А еще я был жесток, – сказал он вдруг. – Мне ничего не стоило затравить соседских овец собаками, просто для забавы, чтобы посмотреть, как они мечутся, перепуганные насмерть. Заплатить за такое веселье я не отказывался, подумаешь, трата! Стрелять дичь ради забавы и бросать подранков – сущая чепуха!
– Кошки любят играть с добычей, – вставила я словечко.
– Именно. – Грегори скосил на меня глаза. – Еще я очень любил позабавиться с девицами, а моя свита была мне под стать. Я имею в виду, они тоже не отказывались принять участие в таком развлечении…
– Тогда я снова возблагодарю Создателя за то, что вы не можете проехать мимо моих племянниц и пошутить с ними таким вот образом, – сказала я.
– Да уж… – проворчал он. – В ранней юности к моим услугам была любая местная девица, но это быстро набило оскомину. Крестьянка что – желание господина для нее закон, так что она живо раздвинет ноги, лишь бы кнутом не угостили. Потом встанет, отряхнется да и пойдет себе… Ну, может, поплачет, или муж ее прибьет, если ребенок уродится чернявым… Некоторые трепыхались, правда, но так было даже забавнее, а если я был в хорошем настроении, то кое-кому перепадал полный кошелек. И я точно знаю: многие потом удачно вышли замуж с этаким приданым! Некоторые нарочно пытались попасться мне на пути, это сразу было видно.
– Сдается мне, недаром в округе столько черноволосых…
– Да, вполне возможно, в этих людях течет моя кровь, – кивнул Грегори и присел на край чаши мраморного фонтана. Дом был совсем близко, рукой подать, но ему явно не хотелось туда возвращаться. – А может, и не только моя. Отец мой в юности развлекался ровно так же, потому, думаю, и смотрел на мои забавы сквозь пальцы.
– А что же фея? – спросила я, поудобнее устроившись теперь уже на его колене.
– После смерти матушки отец сильно охладел к так называемой покровительнице, – помолчав, ответил он. – Конечно, она все равно являлась на празднества, да и без повода могла заглянуть, и обращались с ней подчеркнуто вежливо, я бы даже сказал, оскорбительно вежливо, отец это умел. Думаю, она прекрасно это осознавала, а потому появлялась все реже и реже.
– А вы…
– А я после смерти отца – он еще успел справить мое двадцатилетие – вовсе забыл страх и совесть. У меня был отличный управляющий – Хаммонд не всю жизнь служил дворецким, да будет тебе известно, – дела шли хорошо, и я считал, что на мой век всяко хватит, а там хоть трава не расти! Как ты понимаешь, – усмехнулся Грегори, – обременять себя семьей я вовсе не собирался, разве что на склоне лет. Фея пыталась образумить меня, но куда там!
– Вы же наверняка были завидным женихом, – сказала я. – Молоды, красивы, богаты, без толпы родственников, которые только и думают о своей доле пирога в наследстве! Ведь так?
– Конечно, – кивнул он, – все это знали. И я знал и использовал напропалую… Крестьянки к тому времени мне окончательно опостылели, и я занялся знатными девицами. Иногда это было даже слишком легко: ну что проку во взятии крепости, если та сама распахивает перед тобой ворота? Та же крестьянка, только пахнет не сеном, а духами… Другое дело – неприступные красавицы, обычно богатые невесты на выданье, которые знали себе цену! Очаровать такую, влюбить в себя, добиться желаемого, да неоднократно, а потом забыть о ней – вот это было развлечение!
– Надеюсь, хотя бы свите своей вы этих девушек не отдавали? – мрачно спросила я.
– Ну что ты, – ухмыльнулся Грегори, – это дурной тон. Им хватало служанок. Что до прочего… случались скандалы, как же без этого, и чуть ли не каждая первая требовала, чтобы я женился на ней, и уверяла, что я обманом сорвал цветок ее добродетели. Как бы не так!
– У вас, очевидно, имелись какие-то козыри в рукаве?
– Разумеется. Например, любовные письма и подарки от этих девиц. Я никогда их не возвращал, хотя и обещал, и у меня скопилась целая коллекция. Свидетели, опять же мои доверенные люди, служанки девиц или вовсе случайные очевидцы… Правда, – добавил Грегори, – вскоре родители попросту начали прятать от меня дочерей, да и мне надоело это развлечение. Я года полтора провел в путешествии, а когда вернулся в Норвуд, встретил Лизбет…
Он помолчал, потом продолжил:
– Когда я убыл в столицу, а потом и в дальние края, она, должно быть, была еще подростком, так что я ее и не замечал. Вдобавок она была черноволосой, как ты, а я любил белокурых девиц. Но, видно, они мне прискучили… Лизбет знать не знала, кто я такой и чем опасен. Она была дочкой одного из арендаторов, самой младшей, и витала в облаках. Вечно вспоминала какие-то легенды, а на меня смотрела как на прекрасного принца…
– Почему «как»? – спросила я, невольно припомнив Летти. – Вы родовиты, были красивы, если не привираете, богаты, так отчего бедняжке было не посчитать вас принцем?
– Оттого, что я представлялся ей собственным слугой и рассказывал всяческие небылицы о зверствах хозяина. Меня в этих краях прозвали Черным чудовищем, в масть, и пугали мной девиц!
– Вы не совсем черный, а с рыжиной, – напомнила я.
– Поверь, когда я был человеком, рыжих волос у меня не было, – мрачно ответил он.
– Так что же Лизбет?
– Ничего. Завоевать ее оказалось проще простого, и я сразу потерял к ней интерес.
– Но это не конец истории, ведь так? – спросила я, когда он встал, по-прежнему держа меня на руках.
– Это конец истории Грегори из Норвуда и начало истории Норвудского чудовища, – поправил он, шагая сквозь сугробы. – То ли я был беспечен, то ли фея решила проучить меня, да только Лизбет понесла. Наверняка от меня: вряд ли она встречалась с кем-то еще…
– Ее отец потребовал жениться на Лизбет?
– Потребовал?! У меня?! – Грегори хрипло рассмеялся. – Конечно, нет. Он прекрасно знал, что я щедро заплачу за поруганную невинность, его успели просветить. Ребенка можно было отдать кому-нибудь на воспитание, а Лизбет отослать в обитель или даже выдать замуж куда-нибудь в другие места. Уж Хаммонд подыскал бы ей достойного мужа! Это здесь было обычным делом.
– А что же тогда случилось? – с большим интересом спросила я.
– Лизбет сбежала из дому и пришла к моим дверям, – неохотно ответил он. – Она умоляла не губить ее и ребенка, избавить от позора, словом, несла всю