– Тогда рассказывай, – сказал я. – Что будет, когда я приеду. Что скажет Надюшка. Что скажешь ты. Что скажет твоя мама. Что с нами будет.

– Все будет хорошо, – сказала Светлана. – И я обрадуюсь, и Надя. И мама моя обрадуется…

Я вел машину, в нарушение всех строгих правил ГАИ прижимая мобильник к уху одной рукой. Какие-то грузовики все неслись и неслись по встречной полосе.

Я слушал, что говорит Светлана.

А в динамиках все пел и пел тихий женский голос:

Когда ты вернешься, все будет иначе,

И нам бы узнать друг друга…

Когда ты вернешься,

А я не жена и даже не подруга.

Когда ты вернешься ко мне,

Так безумно тебя любившей в прошлом,

Когда ты вернешься

Увидишь, что жребий давно и не нами

брошен…

Отдых в Подмосковье всегда был уделом людей либо бедных, либо богатых. Это средний класс выбирает турецкие отели с программой «все включено, пей сколько влезет», знойную испанскую сиесту или чистенькое побережье Хорватии. В средней полосе России средний класс отдыхать не любит.

Впрочем, среднего класса в России немного.

Профессия учителя биологии, пусть даже и в престижной московской гимназии, к среднему классу никак не относится. Если же учитель – женщина, если сволочь муж три года назад ушел к другой, никак не посягая на право матери воспитывать двоих детей, то о турецких отелях можно только мечтать.

Хорошо еще, что дети пока не вошли в ужасный подростковый возраст и искренне радуются старенькой даче, мелкой речушке и начинающемуся за самой околицей лесу.

Плохо то, что старшая дочь уж слишком серьезно воспринимала свой статус старшей. В десять лет можно неплохо присматривать за пятилетним братиком, бултыхающимся в речке, но никак не стоит забираться далеко в лес, полагаясь на знания из учебника «Природоведение».

Впрочем, десятилетняя Ксюша пока и не предполагала, что они заблудились. Крепко держа брата за руку, она шла по едва угадывающейся тропинке и рассказывала:

– А тогда его снова сосновыми кольями пробили! Один кол вбили в лоб, а другой в живот! А он из могилы встал и говорит: «Все равно не убьете! Я уже давно мертвый! А зовут меня…»

Брат тихонько заныл.

– Ладно, ладно, пошутила, – сказала Ксюша серьезно. – Он упал и умер. Его похоронили и пошли праздновать.

– С-с-страшно, – признался Ромка. Заикался он не от страха, заикался он всегда. – Ты б-больше не рас-с-сказывай, ладно?

– Не буду, – сказала Ксюша, оглядываясь. Тропинка была еще видна за спиной, но впереди совершенно терялась в опавшей хвое и прелой листве. Лес как-то незаметно стал сумрачным, суровым. Совсем не таким, как у деревни, где мама снимала дачу – старый заброшенный дом. Надо было поворачивать назад – пока не поздно. И Ксюша, будучи старшей и заботливой сестрой, это понимала. – Пойдем домой, а то мама ругать будет.

– Собачка, – неожиданно сказал брат. – Гляди, соб-бачка!

Ксюша повернулась.

За спиной и впрямь стояла собака. Большая, серая, клыкастая. И смотрела, разинув пасть – будто улыбалась.

– Хочу такую собачку, – сказал Ромка совсем без запинок и гордо посмотрел на сестру.

Ксюша была девочкой городской и волков видела только на картинках. Ну, еще в зоопарке, только там были какие-то редкие суматранские волки…

Но сейчас ей стало страшно.

– Пойдем, пойдем, – тихонько сказала она, хватая Ромку покрепче. – Это чужая собачка, с ней играть нельзя.

Наверное, что-то в ее голосе брата испугало. Причем испугало так, что он не стал ныть, а сам вцепился в сестру и послушно пошел следом.

Серая собачка постояла немного и неспешно двинулась за детьми.

– Она з-за нами идет, – сказал Ромка, озираясь. – Ксюха, эт-то волк?

– Это собачка, – сказала Ксюша. – Только не беги, ясно? Волки кусают тех, кто бежит!

Собачка издала кашляющий звук – будто засмеялась.

– Бежим! – закричала Ксюша. И они побежали – напролом через лес, сквозь колючие цепкие кусты, мимо какого-то чудовищно огромного, в рост взрослого, муравейника, мимо череды замшелых пней – кто-то когда-то вырубил здесь десяток деревьев, да и уволок.

Собака то исчезала, то появлялась. Сзади, справа, слева. И кашляла-смеялась время от времени.

– Она смеется! – сквозь слезы закричал Ромка.

Собака куда-то исчезла. Ксюша остановилась у могучей сосны, прижимая к себе Ромку. Братец давно таких нежностей не терпел, но сейчас не сопротивлялся, вжался в сестру спиной, а глаза испуганно закрыл руками. И тихонько повторял:

– Не б-боюсь, не б-боюсь. Никого нет.

– Никого нет, – подтвердила Ксюша. – Да не ной ты! У вол… у собачки тут щенки были. Она нас и прогнала от щенков. Понял? Мы сейчас пойдем домой.

– Пойдем, – с радостью согласился Ромка и отнял руки от лица. – Ой, щенки!

Страх его пропал мгновенно, едва он увидел выходящих из кустов щенков. Их было трое – серых, лобастых, с глупыми глазами.

– Щ-щеночки… – восторженно сказал Ромка.

Ксюша панически дернулась в сторону. Сосна, у которой они стояли, не пустила – ситцевое платьице приклеилось к смоле. Ксюша дернулась сильнее, так, что затрещала ткань, отлепилась.

И увидела волка. Волк стоял сзади и улыбался.

– Надо на дерево залезть… – прошептала Ксюша.

Волк засмеялся.

– Она хочет, чтобы мы с щенками поиграли? – с надеждой спросил Ромка.

Волк замотал серой, в темных подпалинах головой. Будто отвечая – нет, нет. Я хочу, чтобы щенки поиграли с вами…

И тогда Ксюша закричала – так громко и пронзительно, что даже волк отступил на шаг и сморщил морду.

– Убирайся, убирайся! – забыв про то, что она уже большая, смелая девочка, кричала Ксюша.

– А ну не кричите, – донеслось со спины. – Весь лес перебудили…

Дети с проснувшейся надеждой обернулись. Рядом со щенками стояла взрослая женщина – красивая, черноволосая, в длинном льняном платье и босиком.

Волк угрожающе зарычал.

– Не балуй, – сказала женщина. Наклонилась, схватила за шкирку одного щенка – тот повис в ее руках безвольно, будто уснув. Остальные тоже застыли на месте. – Это у нас кто?

Волк, уже не обращая внимания на детей, угрюмо двинулся к женщине.

Волчья чаща, тьма и жуть,

Вам меня не обмануть, –

нараспев сказала женщина.