Четверг, утром

Пасмурно.

…Начал было писать — и тут же возникли всякие дела, только что вернулся. Который час, как ты думаешь? Скоро три. Резонный вопрос — откуда я знаю, который час, если у меня нет часов? Специально для специалистов по психологическим последствиям социальной депривации поясняю: у нас здесь строгий режим дня, он-то и является основным ориентиром.

Подъём — 7.00. Утренняя поверка — 7.10. Завтрак — 7.20. Спортивный час — по утрам (иногда после обеда, в дождливые дни его отменяют вообще). Обед — 11.30. Ужин — 16.30. Вечерняя поверка — 17.00. Предварительный отбой — 17.15. Окончательный отбой — 21.00.

Таков распорядок в будни, выходные и праздничные дни отличаются только тем, что не бывает спортивного часа. Исходя из вышеуказанного распорядка время можно определить достаточно точно. Кроме того, есть ведь ещё и звуки внешнего мира. К примеру, в шесть часов утра и в шесть часов вечера в храме Гококудзи звонит колокол, в 8.30 утра одна из неподалёку расположенных фирм гудком возвещает о начале рабочего дня, в 12.00 слышны сигналы точного времени по радио (неизвестно откуда). А поскольку я нахожусь здесь уже больше десяти лет, то почти всегда интуитивно могу определить время с точностью до пятнадцати минут. Отсутствие часов меня ничуть не стесняет.

Что касается дел, оторвавших меня от письма, то, во-первых, мне надо было убрать летние вещи и достать зимние, во-вторых — починить обувь, в-третьих — у меня было свидание с матерью, и в-четвёртых — спортивный час. Как видишь, много всего.

Мать очень рада: брат, живущий в Париже, собирается на Рождество приехать в Японию. Он приедет вместе с женой. Наверное, опять придёт меня навестить. Он регулярно присылает матери деньги, на которые она и живёт в Хаяме. Старший брат заявил было, что сам будет содержать мать, но она отказалась. Они и раньше не ладили. Не думай, я вовсе не ставлю ему это в вину. Человек не волен в своих симпатиях и антипатиях. Правда, мать иногда ездит к нему, чтобы повидаться с внуками. Когда из Парижа приезжает второй брат, вся семья собирается в доме на холме Тэндзин (в этом доме я вырос, но сейчас он перестроен), чтобы отпраздновать это событие, а летом старший брат с семьёй гостит в Хаяме у матери. Дом стоит недалеко от моря, и они наслаждаются морскими купаниями. В этом году они тоже прожили у неё около недели.

Мать спросила, что мне привезти из Парижа, и я ответил, что ничего не нужно. Мне ведь и в самом деле ничего не нужно.

Пятница, вечером

Утром ходил в парикмахерскую. Бреют наголо у нас бесплатно, а я всегда делаю самую простую стрижку за пятьдесят йен. Самое приятное в посещении парикмахерской — возможность как следует разглядеть свою физиономию. Ведь в комнате-то зеркала нет. Правда, его выдают, когда бреешься, но оно такое маленькое, что всё лицо не вмещается. Поэтому, попав в парикмахерскую, прежде всего начинаю досконально изучать своё лицо.

Мне всё кажется, что я молодой, а в зеркале — лицо пожилого человека. И то, ведь мне уже тридцать девять. В твоих-то глазах я, наверное, вообще старик стариком. Мне захотелось проверить, как я выгляжу, когда улыбаюсь, и я нарочно стал говорить парикмахеру что-то смешное. Да-а, ну и улыбочка у твоего Такэо…

Впрочем, кому теперь нужна эта моя улыбка, что она может изменить? Я попал сюда в двадцать четыре года, так? Здесь я старожил и, когда разговариваю с молодёжью, строю из себя человека умудрённого жизнью, а ведь на самом-то деле весь мой житейский опыт исчерпывается двадцатью четырьмя годами. Невозможно себе представить, как я вписался бы в человеческий коллектив с его сложными взаимоотношениями, если бы вдруг теперь, в нынешнем моем возрасте, вышел на волю.

Вечером

Итак, продолжим. Есть тут один дядя, по имени Тамэ, он сидит здесь даже дольше, чем я. Страшный сплетник, но человек жизнерадостный и общительный, ужасно любит рассказывать о том, как отбывал прежние сроки. Какое-то время его соседом по камере был приговорённый к пожизненному заключению. Он, так же как и я, попал в тюрьму двадцатилетним, просидел двадцать лет и за особое прилежание в труде был освобождён. (Это называется условное досрочное освобождение. По ныне действующему в Японии законодательству даже приговорённый к пожизненному заключению за хорошее поведение может в виде особой милости попасть под амнистию.) Но, пробыв на воле всего три дня, он вернулся в тюрьму. Прямо на глазах у полицейского украл велосипед, и его тут же арестовали. Причём, какое бы преступление он ни совершил, ему в любом случае было обеспечено пожизненное заключение. Так вот, когда Тамэ спросил его, почему он так глупо себя повёл, тот ответил: «Сорокалетнему человеку с опытом двадцатилетнего на воле нечего делать».

Боюсь, что и со мной случилось бы нечто подобное. Выйди я на волю, я тоже, наверное, растерялся бы — ведь слишком о многом я не имею никакого представления — и быстро вернулся бы обратно, поняв, что мне нет места в нормальной жизни. Внешне я постарел, а внутри — всё тот же юноша. Десять лет для человека на воле и те же десять лет для меня — далеко не одно и то же. Вот какие мысли одолевали меня, когда я смотрелся в зеркало.

Среда, вечером

Добрый вечер. Уже стемнело. День прошёл спокойно. Вчера и сегодня жарковато, но вообще-то ничего особенного, последние потуги лета.

Твоя картинка с тремя кошками висит у меня на видном месте. Все они — как живые и такие славные, так и хочется погладить. Самую левую, у которой хвост трубой и грудь колесом — я назвал Задавака, потому что ходит гоголем да дразнится. Ну, на самом деле я обезьянничаю. Дело в том, что так звали кошку патера Шома. А ту, что посередине, которая вот-вот заплачет, я назвал Нюня, опять же по примеру патера, у которого была собачка с таким именем. А ту, что слева, такую пухленькую, которая кокетливо улыбается, поглаживая себя по животу, я назвал Кока.

Добрый вечер! Добро пожаловать, Задавака, Нюня и Кока. Можно вас погладить?

У тебя уже начались занятия в университете, ты то на лекции, то пишешь свой диплом? Значит, этого твоего профессора, который читает у вас криминальную психологию, зовут Мафунэ? Если так, то я его знаю. Он написал книгу «Судебно-психиатрическая экспертиза в Японии». Это очень толстая и дорогая книга, но я купил её, потому что в ней он упоминает и меня. Он оспаривает основные пункты заключения судебно-психиатрической экспертизы, подписанного профессором Аихарой. По его мнению, моё преступление типично для послевоенной молодёжи. Тогда как Аихара видит во мне закоренелого преступника. Получается, что мнение профессора Аихары не является чем-то абсолютно непререкаемым, его может критиковать даже его собственный ученик. Как всё мудро устроено в мире науки, правда? Так кто же я такой? Психопат, страдающий психической анестезией, закоренелый преступник, шизофреник, психически нормальный человек, японский Мерсо, католик, почтительный сын, твой несносный Такэо?.. Да какая, в сущности, разница? Какие определения ни давай, всё равно «я» это «я». И это самое «я» только что написало слово «я». Это «я» существовало прежде всего, прежде даже, чем стало поводом для размышлений.