ещё не чувствовали, наоборот, погода была очень тёплая. Все остальные части, кроме немецких, были в хорошем состоянии и весело жили, ожидая последующих событий.

Все кавалеристы моего полка отличались особенно отменным здоровьем, я приписывал это прежде всего большому количеству хлеба и мяса, а также водке, которую мне удалось в изобилии раздобыть при помощи договора, заключенного с полоцкими иезуитами. Все добрые отцы-иезуиты были французами. У них в Лушонках была большая ферма, где имелась установка для перегонки пшеничной водки, но с приближением войны рабочие, трудившиеся на этой установке, все сбежали в монастырь, захватив с собой перегонные аппараты и приспособления к ним. Производство водки на ферме прекратилось, что лишало священников части их дохода. Однако скопление воинских частей вокруг города сделало алкогольные напитки столь редкими и дорогими, что служащим солдатских кухонь приходилось совершать многодневные походы в Вильно, чтобы раздобыть там водку. По всем этим причинам мне пришло в голову заключить с иезуитами соглашение. В соответствии с ним я должен был защищать их работников, перегонявших водку, а также обеспечивать сбор и обмолот моими солдатами необходимой пшеницы на том условии, что мой полк будет каждый день получать часть изготавливаемой водки. Моё предложение было принято, и монахи получили большую прибыль, продавая водку в нашем лагере, а у меня было громадное преимущество, состоявшее в том, что я мог трижды в день раздавать моим солдатам эту водку. После переправы через Неман и до этого времени солдаты пили только воду.

Я знаю, что на первый взгляд все эти детали выглядят малозначащими, но вспоминаю обо всём с удовольствием, потому что та забота, какую я проявлял о моих людях, спасла жизнь многим из них и поддержала численность 23-го полка конных егерей на уровне, значительно превышавшем численность солдат в других кавалерийских полках этого армейского корпуса. Всё это принесло мне со стороны императора свидетельство его удовлетворения мною, о чём я буду говорить ниже.

Среди мер предосторожности, принятых мною тогда, есть ещё две, спасшие жизнь многим из моих всадников. Во-первых, я заставил их, начиная с 15 сентября, запастись одеждами из овечьих шкур с мехом, какие можно было в изобилии найти в домах, покинутых жителями деревень. Солдаты — это большие дети, о которых надо заботиться, не обращая внимания на то, что они говорят. Мои солдаты сначала утверждали, что эти большие шубы бесполезны и перегружают лошадей, но начиная с октября они стали с удовольствием носить их под шинелями. Когда начались большие холода, они только благодарили меня за то, что я заставил их запастись этой одеждой.

Вторая из мер предосторожности состояла в том, что я отправил в тылы нашей армии всех солдат, лишившихся лошадей под огнём врага, и тех, чьи лошади умерли от усталости. Предписание генерального штаба приказывало отправлять всех этих людей в Литву, а там они должны были получить лошадей, которых ждали из Варшавы. Я приготовился уже к исполнению этого приказа, когда узнал, что сборный пункт полон пешими кавалеристами, которым нечего делать, потому что ни одна из лошадей нового пополнения не прибыла. Поэтому я решил отправить всех моих людей, лишённых коней, прямо в Варшаву, под командованием раненого капитана Пуатвена. Мне было очень хороню известно, что это моё решение противоречит правилам, но в громадной армии, заброшенной на столь далёкое расстояние и оказавшейся в совершенно необычных условиях, было физически невозможно, чтобы штаб и администрация могли удовлетворять все потребности армейских частей. Значит, нужно было, чтобы командир мог многие решения брать под свою ответственность. Так, генерал Кастекс, который не мог дать мне официального разрешения, пообещал мне закрыть глаза на всё происходящее. Поэтому я продолжал действовать подобным образом, пока это было возможно, так что постепенно количество солдат без лошадей, которых я отправил в Варшаву, достигло двухсот пятидесяти. После завершения кампании я нашёл их на берегах Вислы, все они были в новых мундирах, с хорошей амуницией и на прекрасных лошадях и оказались очень хорошим подкреплением для моего полка. Люди без лошадей, принадлежавшие к другим полкам, количество которых превышало 9 тысяч, были захвачены большим отступлением войск, возвращавшихся из Москвы. Почти все они попали в плен или погибли от холода на дорогах! Однако ведь было так легко направить их летом и осенью в Варшаву, где на сборном пункте было много лошадей и не хватало кавалеристов.

Я провёл в Лушонках целый месяц на отдыхе, что ускорило заживление раны, полученной мной в июле при Якубове. В материальном отношении нам в этом лагере было очень хорошо, но мы сильно беспокоились о том, что происходило в Москве, и лишь очень редко получали известия из Франции. Наконец я получил письмо, в котором моя милая Анжелика сообщала мне, что только что родила мальчика. Моя радость была очень велика, однако смешана с грустью, потому что я был так далеко от моей семьи, и, хотя я ещё не мог предвидеть все опасности, которым вскорости подвергнусь, тем не менее я не скрывал от себя, что многочисленные препятствия ещё встанут на пути к нашей встрече.

В середине сентября маршал Сен-Сир дал мне очень деликатное поручение. У этого поручения было две цели: сначала надо было отправиться в разведку и выяснить, что делает неприятель в окрестностях Невеля, а затем вернуться по берегам озера Озерище, чтобы договориться с графом Лубенским, самым крупным помещиком в округе и одним из тех редких поляков, кто был готов на всё, чтобы свергнуть иго русских. Император не решался провозгласить восстановление Старой Польши, тем не менее он хотел организовать департаменты в тех частях страны, которые были уже завоёваны нами, но получил много отказов от тех помещиков, коим он предполагал доверить управление этими департаментами. Получив заверение в патриотизме графа Лубенского, Его Величество только что назначил этого графа префектом Витебска. Этот аристократ жил в уединении на своей земле, расположенной за пределами участков, занятых французами, поэтому трудно было сообщить ему о его назначении и обеспечить его приезд в Витебск. Учитывая данное обстоятельство, Наполеон предложил отправить к графу Лубенскому отряд лёгкой кавалерии.

Получив это поручение, я взял с собой триста человек из моего полка, выбрав самых храбрых кавалеристов, у кого были самые хорошие лошади. Я приказал выдать им хлеб, жареное мясо, водку и всё необходимое и 14 сентября покинул лагерь в Лушонках, где оставил бригаду Кастекса и остальных людей из наших эскадронов. Я взял с собой моего слугу Лоренца, который должен был служить мне переводчиком.

Жизнь партизанского отряда опасна