Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Устроили условный вклад — они это так называют. Это значит — кто проиграет следующий раз, тот все проиграет. Собери его. — Но Ликург уже успел снять попону, мы управились очень быстро. Потом меня подсадили, Нед стал у головы Громобоя, одной рукой держа повод, другой шаря в кармане сюртука. — На этот раз тебе будет легче. Вчера мы его немного поманили, а сегодня ты здорово его надул. Так что теперь его уже нельзя обманывать. Но это все равно. Обманывать и не придется. Дальше мое дело. А ты знай одно: усиди на нем до финиша. Не упади — других забот у тебя нет. Не давай ему сойти е поля ж не надай. Помни, чему он научил тебя в понедельник. Когда он будет кончать первый круг и прежде, чем начнет прикидывать, где заприметил меня в понедельник, огрей его хлыстом. И пусть себе скачет. О другом коне не думай, далеко ли он или близко и что делает. Занимайся своим — и все. Запомнил?
— Да, — сказал я.
— Ладно. И еще одно затверди: когда войдешь в поворот на финишную прямую, тебе надо знать, понимаешь, не думать, а знать, что Громобой видит всю дорожку до самого конца. Когда придешь к финишу, сам все поймешь. А до тех пор не гадай, видит он или нет, не пора ли ему уже увидеть — тебе надо знать, что видит до самого финиша и еще дальше. Ежели тот кань будет впереди тебя, поставь Громобоя ближе к полевой стороне, сделай так, чтобы никто не загораживал ему дорожку до самого финиша и еще дальше. Не бойся, что потеряешь дистанцию: тебе надо одно — так поставить Громобоя, чтобы он видел все, что впереди. — Теперь он вынул руку из сюртука, и опять Громобой присосался к его ладони, и опять до меня донесся слабый тонкий запах, который я впервые учуял в понедельник, на выгоне у дядюшки Паршема, запах, который я, да и любой другой, должен был бы сразу узнать и узнал бы, будь у меня время на узнавание. — Запомнил?
— Да, — сказал я.
— Тогда все, — сказал он. — Веди его, Ликург.
— А ты разве не пойдешь? — спросил я. Ликург потянул за повод; ему пришлось силой отрывать Громобоя от Недовой ладони — кончилось тем, что Нед сунул руку в карман.
— Все, — сказал Нед. — Ты знаешь, что делать.
Ликург попробовал увести Громобоя, но тот сопротивлялся, даже сделал попытку дотянуться до Неда, тогда Ликург дернул его.
— Подхлестни его малость, — сказал мне Ликург. — Пусть вспомнит, что от него теперь требуется.
Я так и сделал, и мы выехали на дорожку, и вот мы с Маквилли в третий раз на старте припали к нашим занявшим позицию четвероногим экспрессам. Конюх Маквилли наотрез отказался еще и в третий раз лететь вверх тормашками, никто не вызвался добровольцем, даже не отозвался на призыв, так что пришлось двум представителям демократии взять джутовую веревку — такими перевязывают тюки хлопка — и туго натянуть ее поперек дорожки. Этот старт был, кажется, самый удачный. С легкостью проскочив в тот раз сквозь шестидюймовую доску, Ахерон, естественно, держался теперь в шести футах от нее, а Громобой, который чуть ли не утыкался мордой в барьер, стоял смирнее коровы и, думаю, пытался высмотреть Неда в толпе, и тут стартер гаркнул «Пошел!», и веревка очутилась на земле, и в ту же секунду Ахерон и Маквилли промчались мимо нас, и Маквилли крикнул мне, можно сказать, в самое ухо: «Сейчас я тебя проучу, белый парень!» Но не успели они обогнать нас на корпус, как Громобой тоже поддал и опять чуть не касался головой колена Маквилли — мощь, ритм, все качества, только его мозгам по-прежнему было невдомек, что это — скачки. В общем, впервые — во всяком случае впервые с тех пор, как я принял в этом участие, сделался действующим лицом, — все стало похоже на настоящие скачки: две лошади на кругу, словно скрепленные болтами, но крепление немного ослабло, и мы мчимся по противоположной прямой, и наше положение по отношению друг к другу меняется с какой-то дремотной медлительностью — Ахерон вырывается вперед, и начинает казаться, что он вот-вот оторвется от нас, но тут Громобой как будто замечает разрыв и сокращает его. Это и впрямь выглядело как настоящее состязание; я слышал их рев по ту сторону барьера — тех, кто еще не знал Громобоя как следует, не знал, что он просто не желает быть в одиночестве так далеко позади, и вот уже левый поворот и выигрышная прямая первого круга, и даю тебе слово, Громобой уже искал глазами Неда, даю слово, он даже тихонько заржал — заржал, не замедляя галопа: первый раз в жизни я услышал, что конь ржет на скаку, я и не подозревал, что это возможно.
Я изо всех сил хлестнул его. Он подпрыгнул, сбился с ноги, опять перешел на галоп; мы уже подарили Маквилли два корпуса, и я снова хлестнул его, но второй круг мы все равно начали с разрывом в два корпуса, и я хлестал его до тех пор, пока просвет между ним и Ахероном не вытеснил Неда из его сознания, или того, что Громобой считал своим сознанием, и он опять не поравнялся с коленом Маквилли, покорно, безотказно, и только — этот великолепно оснащенный и организованный организм, чьи мышцы ни разу не получили сигналов от мозга или чей мозг ни разу не получил сигналов с аванпостов наблюдения и опыта, что единственная цель и единственный смысл этого безумного напряжения в том, чтобы прийти к некоему пункту первым. Теперь Маквилли нахлестывал Ахерона, так что у меня