– Вы ведь работаете на Ватикан. С чего мне вам верить? Полагаете, я не знаю, кто стоит за агрессией Литвы?

Итак, мы все же разговариваем. Причем на интересующую меня тему. Это очень хорошо! Была незначительная, но все же существующая вероятность того, что сразу после моего появления он шибанет по мне магией или вызовет охрану. Она и сейчас сохранялась, эта вероятность, но уже как совсем призрачная.

Да, я рисковал, прыгая сюда, а не, скажем, в Благовещенск. Мне почти нечего было противопоставить князю в его черт знает каком поколении, кроме боевой магии. В которой он в разы лучше меня, да еще и на родной земле. Наверняка кабинет был нашпигован разного рода атакующими и защитными модумами – у сильных мира сего не бывает паранойи, лишь здоровая бдительность. Но, и тут я не соврал, успешность данных переговоров зависела только от личной встречи. А поле показывало благоприятный для меня исход. В большинстве вероятностей.

– Да, я работал на Ватикан. Был захвачен в плен, когда возвращался из империи Мин, поставлен перед выбором: служить им или сгнить в подвале. Выбрал третий вариант – свою игру. Я человек незлой и немстительный, но кое-какие вещи не позволяет прощать даже мой ангельский характер. Теперь я свободен и осведомлен о планах противника. Пора нанести ответный удар.

– Вы же не думаете, что я вам поверю только по причине вашего эффектного появления?

Ручку он, наконец, отложил и теперь рассматривал меня с живейшим интересом профессионального таксидермиста. Надо полагать, прикидывал, как будет смотреться мое чучело в одной из гостиных.

– О, конечно же, нет! Параноики выживают – тут я с вами полностью согласен. У меня есть доказательства. Как планов папистов, так и моей доброй воли. Я ведь пророк, знаете ли.

Раскрывать все карты перед хитрым москвичом я не собирался. Каждый должен знать лишь то, что ему нужно. А мое дальнее родство с инками – лишняя информация.

– Докладывали.

Руки князя зажили отдельной от тела жизнью. Неторопливо сняли запонки с манжет сорочки, отложили их в сторону. Сцепились друг с другом пальцы, хрустнули суставы. Если он сейчас начнет закатывать рукава, нужно будет менять весь план.

– Через минуту к вам зайдет Максимилиан Нарышкин. Вы его вызвали, чтобы обсудить назревающую войну с Литвой. А он как раз получил сведения от аналитиков, что по Москве будет нанесен удар царской магией.

– То, что вы об этом рассказываете, не добавляет доверия.

Рукава остались на месте. Сильные кисти легли на кипу документов и замерли. Отлично, значит, мы не сваливаемся в ту вероятность, которой я так хотел избежать.

– Я и не имел такой цели. Я хотел сказать про Нарышкина. Вы ведь ему верите, если такое определение уместно в отношении правителя и подданного.

– Сейчас вы скажете, что он предатель?

Пальцы снова дрогнули.

– Он вам верен, как никто. Даже у вашего старшего сына нет такой преданности – он, скорее, оперирует категориями стратегической выгоды. Как, впрочем, и все остальные ваши дети. А Нарышкин именно предан, искренне предан. Даже странно.

– Что же тут странного? – сверкнул глазами князь.

– Ну, просто… Когда вы хотели убить меня, помните, после провала вашего плана с мостом через Амур?.. Да-да, взрыв самолета, чтобы один не по чину наглый боярин не сделался вдруг пермским князем. Я ведь после того случая воспринимал вас и Нарышкина как личных врагов. А у таковых – это психология – сложно признавать качества, которые уважаешь. Честь, верность… Я именно поэтому сказал, что странно. Так вот, Максимилиан Антонович – друг и соратник, которому вы доверяете. И он может стать мостиком к нашему обоюдному доверию.

– Каким, интересно, образом?

– Позвольте мне прикоснуться к нему. Я сниму всю защиту, вы можете приготовиться сжечь меня на месте.

– Зачем?

– Затем, что просьба прикоснуться к вам точно закончится кучкой пепла на ковре. Хотя это было бы предпочтительнее. Я могу показать, что происходит и к чему все идет. Но подойдет и вариант с посредником. Потом Максимилиан Антонович скажет, что мне можно верить, и мы с вами поговорим уже более предметно. Годится?

В серых глазах князя зажглись искорки искреннего веселья. Но лицо не улыбалось, продолжая хранить то выражение, которое должна иметь всякая носовая фигура на парусном судне – безмятежное и чуточку угрожающее.

– Только тот факт, что ваши речи, господин Антошин, обладают определенной притягательностью безумия, все еще хранит вам жизнь. Ничего более нелепого я в жизни не слышал, а ведь мне есть что вспомнить.

– Я надеялся именно на такую реакцию.

Не удержавшись, я начал обратный отсчет на пальцах. Князь подобрался, я чувствовал, как от него тянет силой, готовой вырваться и поглотить меня. Пять, четыре, три, два, один. Когда пальцы правой руки оказались собранными в кулак, раздался стук, и в кабинет вошел Нарышкин. Начал было что-то говорить, но, увидев меня, замолчал и вопросительно глянул на Бестужева.

– Гость у нас, Максим, – бросил князь, не отрывая от меня взгляда. – Незваный.

– Хуже татарина, и не говорите, Александр Викторович! Здравствуйте, Максимилиан Антонович! Как поживаете?

– Антошин?

Ну вот, снова здорово! Сговорились они, что ли?

– Решайте, светлый князь. Или мы разговариваем и учимся друг другу доверять, или я пошел.

Еще один блеф и самая тонкая часть моего плана. Я ведь не мог уйти так же запросто, как пришел. Некую страховку я подготовил, но не хотелось бы ее использовать. Но москвичи ничего не знали о моих возможностях. С точки зрения князя, например, если я смог появиться в защищенном кабинете в центре Кремля, то способен с легкостью и исчезнуть. Впрочем, вероятность проявления агрессии была невелика…

– Максим, – принял решение Бестужев. – Антошин сейчас коснется тебя. Если он попробует что-то выкинуть…

– Пусть попробует, – без угрозы и рисовки усмехнулся негоциант и правая рука владыки московского. – Молод еще.

Я медленно – к чему провоцировать хищников? – поднялся со стула, пересек кабинет и остановился напротив человека, не без участия которого все и началось. Наклонил голову набок, рассматривая его. Он совсем не изменился. Высокий, чуточку полноватый господин лет пятидесяти. Все та же борода с проблесками седины, те же массивные очки в роговой оправе, делающие его похожим на номенклатурщика из восьмидесятых.

– Вы можете испытать дезориентацию, – предупредил я его. – Может, даже потеряете равновесие и упадете. Не волнуйтесь, если такое случится, я вас подхвачу. Главное, не считайте это атакой, хорошо?

Говорил я достаточно громко, чтобы мои слова были слышны и Бестужеву.

Нарышкин лишь состроил ироничную ухмылочку, но так и не соизволил спросить, что же я собираюсь сделать. Его вера в князя была… достойной восхищения.

Потом я притронулся к его лицу рукой, и он вздрогнул. Миг спустя пошатнулся, как старое дерево, у комля которого визжала пила, и упал бы, кабы я, выполняя обещание, не подхватил его.

Князь даже не шевельнулся.