И это были последние слова, которыми обменялись Салман с Беньямином. С этого дня Салман стал избегать бывшего приятеля. Со временем он узнал, что Беньямин женился на своей кузине и переехал в Багдад. Но это случилось лишь два или три года спустя.

Итак, Салман в одиночку вытащил спасенного на берег и попытался пробудить его к жизни. Он массировал ему грудь и хлопал по щекам. Внезапно мужчина открыл глаза и закашлял.

— Где я? Кто вы? — растерянно спросил он, глядя на Салмана с Пилотом.

— Вы тонули в реке, а собака вас спасла, — с гордостью ответил Салман. — Она у меня прекрасно плавает.

— Они чуть не убили меня, — прошептал человек.

Позже Карам — так звали спасенного — сказал Салману, что в то утро началась его вторая жизнь. И если первую ему подарила мать, то вторую — Салман с Пилотом.

С того самого дня Салман всю неделю без выходных работал у Карама в его маленькой, уютной кофейне в престижном квартале Сук-Саруя. Карам так и не рассказал ему, за что его избили до бесчувствия и бросили в реку. Только один работник кафе как-то обмолвился, что за всем этим стоит какая-то история.

— Это значит, — сделала вывод всезнающая Сара, — что здесь замешана одна женщина и несколько мужчин, которым не нравилось, что твой спасенный спит с ней под одним одеялом.

— Под одним одеялом? — переспросил Салман.

— Ой, только не говори мне, что понятия не имеешь о том, что делают мужчина и женщина, оставшись наедине в темной комнате! — закатила глаза Сара.

— Ты имеешь в виду, что его бросили в реку за то, что он занимался любовью? — удивился Салман.

Сара кивнула.

Всю ночь Салман не мог сомкнуть глаз. Почему человек рискует жизнью только за возможность переспать с женщиной?

Он не находил ответа.

Не выдержав, Салман все-таки спросил Карама, встречается ли тот опять со своей женщиной.

Тот округлил глаза.

— Женщиной? Какой женщиной?

— Из-за которой вас бросили в воду, — пролепетал Салман, уже сомневаясь в правильности догадки Сары.

— Ах с той! — загадочно захохотал Карам. — Нет, ту я никогда больше не видел.

Салман понял, что Карам над ним просто смеется.

Лишь спустя год юноше открылась вся правда, и тогда стало ясно, что на этот раз Сара оказалась далека от истины.

Кафе Карама стало Салману вторым домом. Жалованья ему не платили, но чаевые составляли сумму больше той, что зарабатывал его отец. Салману приходилось относить заказы в богатые дома квартала Сук-Саруя: закуски и прохладительные напитки — все, что нужно для утоления внезапно подступившего голода или для угощения неожиданно нагрянувших гостей. А гости в Дамаске редко предупреждают о своем визите заранее.

Два других работавших в кафе разносчика Салману не нравились. Старший из них, Самих, был сморщенный, озлобленный карлик. Дарвиш, более молодой, напротив, тщательно следил за собой, причесывался и брился. Он отличался спокойным характером, плавной походкой и говорил голосом женщины. Позже Салман узнал, что Дарвиш, с виду приветливый, как монахиня, внутри ядовит, как кобра. Самих говорил ему, что, поздоровавшись с Дарвишем за руку, следует проверить, все ли пальцы остались на месте.

Двое коллег Салмана должны были делить с ним доставку заказов на дом и обслуживание посетителей кофейни. Ни один ни другой не могли ничем серьезно досадить новичку, поскольку знали, какую слабость питает к нему хозяин. Им оставалось лишь догадываться о причинах особого отношения Карама к этому костлявому юноше с оттопыренными ушами и держать свои версии при себе. Обоим было известно, что становиться Караму поперек дороги опасно.

В то же время ни Самих, ни Дарвиш никогда — вплоть до ухода Салмана из кафе осенью 1955 года — не упускали возможности разозлить его или заманить в ловушку, с тем чтобы оставить себе лучших клиентов и самые щедрые чаевые. Как правило, все это оборачивалось для них напрасной тратой сил. Салман был вежлив и обходителен от природы и пробуждал к себе сочувствие даже в самых отпетых скрягах.

Но особенно раздражали их привилегии, которые Салман получил уже на вторую неделю работы. Новичок был вхож к хозяину. Раз или два в неделю Карам поручал ему сделать покупки и отнести к нему домой.

Владелец кофейни жил в окрестностях горы Квассиун, что высится над Дамаском в его северо-западной части. Немногочисленные дома этого квартала утопают в зелени, со всех сторон окруженные ухоженными садами и огородами, с фруктовыми деревьями, миртом и зарослями опунции. Жилище Карама располагалось неподалеку от площади Хоршид, которую еще называют площадью конечных остановок, потому что ею заканчиваются в Дамаске все трамвайные маршруты.

Половину приусадебного участка занимали яблони, абрикосы и миртовые деревья. Опунция и вьющаяся роза оплетали забор, образуя непроницаемую для посторонних взглядов стену. В доме было слышно журчание реки Ясид, из которой Карам для своих нужд откачивал ручным насосом воду.

Этот дом с садом он унаследовал от бездетной тети и жил там один.

Пройдя по узкой тропинке, обсаженной кустами олеандра, и миновав порог в три ступеньки, можно было от садовой калитки добраться до деревянной входной двери — настоящего шедевра дамасских резчиков. Открывавшийся за нею темный коридор делил дом на две части и заканчивался спальней. С правой его стороны находились большая кухня и крохотная ванная, с левой — просторная гостиная и маленькая светлая комнатка с окнами в сад.

Спальня в конце коридора не имела окон. Здесь всегда витал запах плесени. Карам пытался бороться с ним разной цветочной водой, но делал только хуже. Впрочем, он все равно не любил пускать гостей в эту комнату.

Салман чувствовал себя непривычно в доме Карама. В квартире его родителей для разных нужд не выделялось отдельных помещений: в каждой комнате и мылись, и готовили, и спали, и отдыхали.

— Спальня — мой храм, — говорил Карам.

Там действительно иногда стоял запах ладана.

Правда, старший из работников кофейни, Самих, утверждал, что это не ладан, а гашиш, который по ночам Карам курит в огромных количествах.

Как-то раз, оказавшись один в доме Карама, Салман не выдержал и заглянул в спальню. В центре ее стояла огромная кровать из темного дерева. Больше ничего интересного там не было. Но над кроватью Карам соорудил целый иконостас с фотографиями. Приглядевшись, Салман увидел, что все это снимки одного человека: парикмахера и культуриста по имени Бадри, который часто захаживал в кафе, чтобы заказать меню для своих мышц.

Фотографии Карама представляли его в самых разных позах и ракурсах: улыбающимся и подчеркнуто серьезным, одетым и в одних плавках, с кубком чемпиона в руке и без. Бадри ежедневно тренировался в спортивном клубе и никогда не упускал возможности продемонстрировать свои мускулы. Волосы на груди, ногах и руках он тщательно сбривал, как женщина. У него была загорелая кожа и глуповатый взгляд.