60. – Да не сможет найти тебя никто раньше, чем начнет раскаиваться в том, что когда-то имел добрый разум и здравый мозг.

Думаю, ему хотелось сказать этим: чтоб найти богатство, нужно потерять рассудительность и благоразумие суждений, не заботиться об изменчивости и неверности времен, не обращать внимания на сомнительные и неустойчивые обещания моря, не верить небу, не смотреть на правду или кривду, на честь или бесчестие, на ведро или ненастье, но все препоручить Фортуне.

61. – И берегись, – продолжал Юпитер, – стать слугой тех, кто ищет тебя слишком рассудочно; всего реже являйся тем, кто гоняется за тобой с сетками, цепями и сетями предусмотрительности, но иди скорее всего к самым безрассудным, глупцам, беззаботным и дуракам, одним словом, когда будешь на земле, остерегаясь, как огня, очень мудрых, всегда присосеживайся и дружись с полузверьем, держись всегда тех же правил, что и Фортуна.

Саулин. Обычно, София, мудрецы не очень богаты: или потому, что довольствуются малым и считают малое многим, раз этого хватает для жизни, или, занятые более достойными делами, не находят времени искать встреч с одним из этих божеств – Богатством или Фортуной. Но продолжай свои рассуждения.

София. Только что Бедность увидела, как ее подруга получила отказ, сейчас же вышла вперед и с более чем бедным изяществом сказала: по той самой причине, из-за которой Богатство не удостоилось этого места, она – Бедность – должна считаться достойнейшей, ибо противоположна Богатству.

Ей ответил Мом:

62. – Бедность, Бедность, ты не была бы Бедностью, если б не была бедна доказательствами, силлогизмами и правильными выводами. Разве, несчастная, из того, что вы – противники, следует, что ты должна быть облечена в то, чего Богатство лишено и что у него взято? Разве ты должна быть тем, чем оно не есть? Тогда, простите за пример (ибо ей нужно пояснить), ты должна быть Юпитером или Момом только потому, что оно ни Юпитер, ни Мом, и, следственно, все то, что отрицается в Богатстве, должно утверждаться в тебе. Люди, которые богаче тебя в диалектике, знают, что противоположное не тождественно с положительным и частичным, противоречивым, разнообразным, различным, другим, разделенным, различенным и разным. Знают еще, что по смыслу противоположностей следует, что вы одновременно не можете быть в одном месте, но вовсе не то, будто там, где нет и не должно быть его, должна или можешь быть ты.

Тут все боги засмеялись, увидев, как Мом поучает логике Бедность. Так и осталась пословица на небе: Мом – учитель Бедности, или же: Мом обучает диалектике Бедность. Ее приводят, желая указать какое-нибудь вопиющее противоречие.

63. – Что же, по-твоему, нужно сделать со мною? – сказала Бедность. – Назначай скорее, ибо я не так богата словами и присказками, чтоб спорить с Момом, не так восприимчива, чтобы многому научиться от него.

Тогда Мом попросил у Юпитера, не соизволит ли тот, чтоб на этот раз он, Мом, дал свое решение. Ему Юпитер:

64. – Ты еще смеешься надо мной, Мом: у тебя столько вольности, что ты один свободнее всех остальных. Конечно, произнеси ей приговор; хорош будет – мы все одобрим.

Тогда Мом сказал:

65. – По-моему, уместно и достойно отправиться и ей по тем же площадям, куда, как видно, пошло кружить Богатство, бегать и ходить взад и вперед по тем же селам; ибо, как хотят правила логики по закону противоположностей, Бедность должна входить только туда, откуда бежит Богатство, и заступать место Богатства только там, откуда оно уходит; и пусть всегда одна будет в тылу у другого, одна выталкивает другого, не сталкиваясь никогда лицом к лицу, но где у одной будет грудь, там у другого спина, как будто они играют, как это иной раз делаем мы.

Саулин. Что ж сказал на это Юпитер и остальные?

София. Все согласились и утвердили приговор.

Саулин. А что же Бедность?

София. Она сказала:

66. – По-моему, боги (если мое мнение у места, и мне не отказано в суде), несправедливо во всем равнять мое положение с Богатством.

Ей возразил Мом:

67. – Из предыдущего – что вы выступаете на одной и той же сцене и играете одну и ту же комедию и трагедию – ты не должна извлекать то следствие, что вы в одном и том же положении, quia contraria versantur circa idem, ибо крайности сходятся.

68. – Вижу, Мом, – сказала Бедность, – ты насмехаешься надо мною, даже ты, чья профессия – говорить правдиво и разумно, презираешь меня. Не твое, по-моему, это дело, ибо Бедность заслуживает скорее и подавно больше защиты, чем Богатство.

69. – Чего же ты хочешь от меня, – возразил Мом, – если ты совсем, совсем бедна. Бедность не стоит защиты, если до того бедна суждениями, разумом, заслугами и силлогизмами, что вынудила меня пересказывать аналитические правила Priori и Posteriori Аристотеля.

Саулин. Что ты говоришь, София? Значит, бывает, что боги берут в руки Аристотеля? Изучают – простите за выражение – философов?

София. Не скажу тебе, какими преимущественно книгами занимаются они: той ли, что говорит о Пиппе, Нанне и Антонии [74] , Буркиелло ли, Анкройей или какой другой книгой неизвестного автора, о которой идет спор, пьесой Овидия иль Вергилия – забыла и я ее название! – или прочих книгах подобного рода.

Саулин. И даже если в них постоянно говорится о столь серьезных и важных материях?

София. А, по-твоему, разве эти книги не серьезны? Разве они не важны? Если б ты был более философ, говорю без обиняков, ты был бы убежден, что нет лекции, нет книги, которой не рассмотрели бы боги и, будь только она не без соли написана, не проглотили бы, а если – не совсем глупа, не приковали бы на цепь в общественной библиотеке. Ибо боги находят наслаждение в многообразном изображении всего и в многоразличных плодах всех умов: они столько же сорадуются всему существующему, сколько и заботятся и дают повеления, чтобы все было и устроилось. И подумай – боги судят иначе, чем все мы; не все то, что грешно для нас и по-нашему, грешно для них и по их мнению. Конечно, такие книги, как богословские, не должны быть доступны невежественным и в то же время преступным людям: им они – плохое назидание.

Саулин. Разве же нет книг, написанных людьми дурной славы, нечестными и развратными, наконец – злонамеренно?

София. Конечно, есть, но и они не без своего назидания, и они не без плодов познания о том, кто пишет, как пишет, почему и где пишет, о ком и как говорит, как ошибается он, как другие в нем ошибаются, каким образом отвращается и склоняется к добродетелям и порокам, как трогается он смехом, заботой, наслаждением, отвращением – во всем есть мудрость и провидение, всюду во всяком – всякое, и всего чаще там, где одна крайность, есть и другая, противоположная ей, и одна крайность всего больше выясняется из другой.

Саулин. Однако возвратимся к своей беседе, от которой отвлекло нас имя Аристотеля и слава Пиппы. Как была отпущена Бедность Юпитером после того, как ее так осмеял Мом?