Илья машинально открыл рот и сглотнул кусочек каши. Это было так вкусно, что у него закружилось в голове, а слюна, до этого мерзкая на вкус, превратилась в сладостный нектар. Затем он съел еще кусочек, что и вовсе раззадорило аппетит, и рыбина принялась поглощать кашу, сыплющуюся с поверхности, как манна небесная. Изможденный невзгодами, Илья не думал, откуда взялся этот провиант, тем более ночью; просто открыл рот и заглатывал все, что сыплется.

Неожиданно что-то резануло его язык, как будто с кашей попался кусок стекла; Илья попытался было выплюнуть инородный предмет, но это причинило ему еще бґольшую боль, и какая-то острая штука проколола его щеку.

Илья метнулся в сторону, и все три жала вонзились в нежную рыбью плоть, разрывая ее до крови.

Я попался, – понял татарин. – Меня отловили на крючок!

От сознания того, что он пойман, Илья взметнулся к поверхности, а затем резко ушел в сторону, пытаясь освободиться от крючка. Боль была невыносимой, чудовищной, но рыбина старалась ее не замечать, так как внизу оставалось будущее ее потомство, и чтобы его охранять, необходимо было сорваться со смертельного острия.

– Есть! – не сдержавшись, крикнул Митрохин, когда ощутил, как леска в его руках натянулась, а затем заходила из стороны в сторону. – Попалась, тварь!

– Тащи ее! – заорал Мыкин и сжал топор двумя руками. – Тащи!

– Ах, здорова! Просто кобыла! – приговаривал Митрохин, чувствуя, что леска врезается ему в руки и непременно оставит на ладонях кровавые порезы.

– Никогда такой не было!

– Ну же, ну! – стонал Мыкин почти сексуально, желая немедленно разрядиться созерцанием добытой рыбины.

– Не торопи! Пусть измотается! Ты не топор готовь, а сеть!

Ничего не скажешь, Митрохин был умелым рыбаком, и леска сантиметр за сантиметром вытягивалась наружу, заставляя гигантскую рыбину всплывать к поверхности.

– Греби к берегу! – скомандовал он, и Мыкин сноровисто загреб веслами, таща за собой леску с добычей.

– Лишь бы не сорвалась! – приговаривал тепловик. – Скотина!

Уже возле самого берега, когда на руку Митрохина смоталась большая часть снасти, в свете луны показалась спина огромной рыбины, хвост которой ходил из стороны в сторону, как катерный винт.

– Вот она, вот она! – завизжал Мыкин и, схватив топор опять, то ли шагнул за борт лодки, то ли попросту упал, но, поднявшись на ноги, оказался в воде по пояс и в каком-то остервенении стал крушить топором куда попало.

Рыбина, все еще сильная, уворачивалась, но один из ударов Мыкина достиг цели, и отточенное железо отсекло ей часть хвоста, так что, раздвинув жабры до предела, она зашлась в немом крике от боли и на мгновение потеряла ориентацию.

Этого оказалось достаточно, чтобы Митрохин огрел ее ледорубом по голове и что есть силы заорал Мыкину команду упаковывать добычу в сети, дабы лишить трофей подвижности.

Но Мыкин уже ничего не слышал и лишь повторял бесконечно:

– Вот это да! Вот это да!..

Поняв всю бесполезность друга в эту минуту, Митрохин сам отчаянно шагнул в ледяную воду и принялся опутывать лишенную сознания рыбину сетью.

– Помогай! – гаркнул он и вдарил что есть силы Мыкина по плечу. Тот немедленно пришел в себя, и вдвоем они потащили сеть на берег.

– Мы победили! – удовлетворенно выдохнул Митрохин, обрушивая свое тело от усталости на песок.

– Мы – победители! – с гордостью подтвердил Мыкин.

– Достань фонарь! На добычу поглядим!

Тепловик пошел к рюкзаку и на ходу шлепнул недвижимую рыбину по спине.

– Обожремся! – хихикнул он, но что-то показалось ему странным в шлепке, что-то этакое ощутила его ладонь.

Он порылся в рюкзаке и выудил из него превосходный фонарь на шести батарейках. Сначала тот не включался, и Мыкин подумал, что отсырели контакты, но по-сле нескольких щелчков все же лампочка вспыхнула, осветив серьезное лицо Митрохина.

– Ты не на меня свети! – рыкнул друг, слегка ослепленный.

На секунду ему показалось в отсвете фонарного луча, что в сетях запуталось что-то странное. Он потер глаза, а когда они сфокусировались, соизмеряя свет и темень, когда Мыкин направил фонарь на добычу, то сердца обоих рыбаков сжались грецкими орехами, потом мгновенно разрослись в кокосовые, а желудки ожгло высококачественным адреналином.

– А-а-а-а… – просипел Мыкин с округлившимися от ужаса глазами.

Митрохин икнул и чуть не срыгнул за этим, глядя на сеть с добычей.

– Это… Это… Ч-ч-человек! – наконец справился с окаменевшей челюстью тепловик.

– Да, да, – закивал головой в согласии Митрохин.

В сетях был действительно запутан человек. Это был старик, с разбитой в кровь головой и отрубленной стопой правой ноги. Стопа лежала неподалеку, завалившись за нагромождение полусгнивших досок.

– Это сосед мой! – признал старика Митрохин. – Ильясов фамилия. Татарин. Один живет…

Информация осознавалась, смешиваясь с бесконечным ужасом. К тому же Митрохин вымок до нитки и трясся отчаянно, впрочем, как и Мыкин.

– Ах, Ильясов, – почему-то сказал тепловик, как будто был знаком с татарином всю жизнь. – Понятно…

И тут Митрохина прорвало:

– Что тебе понятно, кретин?! Что ты мотаешь своей глупой башкой?! Мы человека убили! Ты ему ногу своим топором отрубил! Дебил!

От грубости Мыкин пришел в себя и хотел было затеять драку, но счел ее в этой ситуации неуместной, а потому ответил спокойно:

– Ты человека убил. Ты ему ледорубом по башке врезал! А я лишь ногу оттяпал!..

– Ах ты падаль! – зашипел Митрохин и хотел было кинуться на друга, но тот проворно поднял с земли топор и предупредил, что убьет в целях самообороны. Пыл нападающего в мгновение улетучился, и он, схватившись за голову, запричитал: – Что мы делаем! Что нам делать?..

– Валить надо! – твердо предложил Мыкин. – Ни-кто нас не видел. На дворе ночь! Надо только все шмотки собрать!

И друзья тотчас засуетились и заползали по берегу, собирая рыбацкие причиндалы, укладывая их наспех в рюкзаки и сумки. Мыкин подпрыгивал задницей на резиновой лодке, дабы она поскорее сдулась, а Митрохин зачем-то чистил ледоруб песком.

– Дома все, дома! – прикрикнул тепловик.

Нагруженные рыболовными принадлежностями, они побежали под покровом ночи, молча, как волки, зарезавшие добычу, и уже через три минуты, кивнув друг другу на прощание, разбежались каждый по своим жилищам…

Вышла из-под облаков луна. Она и разбудила Илью.

Он с удивлением обнаружил себя спеленатым сетью и пошевелил конечностями, чтобы освободиться. Правую ногу ожгло болью, и татарин изогнул шею назад. Он не удивился, увидев вместо ноги обрубок, тотчас вспомнил, что с ним произошло, и зачем-то хихикнул.