– Сука! – Беленков вышел из укрытия. Соседка, не успев подняться с постели, от неожиданности упала на нее, чуть не проломив своей тяжестью кровать. Где-то внутри что-то угрожающе треснуло.

– Господи. П-п-петр… Извините… Андреевич… Откуда вы здесь?!

– Где Оля? И положите брошь на место! Сейчас я вызову милицию!

– Умоляю. Не надо никакой милиции! Простите. Я не знала, что в квартире кто-то есть. Господи, виновата я, виновата. Но я же просто примеряла!

– Я спросил: где Оля?

– В морге, где же ей еще быть-то, покойнице? Но ее скоро привезут. Я тут денег немного взяла, вот из этой коробочки. – Она дрожащими руками схватила коробку из-под пудры и приоткрыла ее. – На похороны. Вас нет, никого нет, надо же человека похоронить!

У него загудело в ушах. Эта женщина что-то говорила, активно жестикулируя, и он видел, как открывается ее широкий, грубо накрашенный яркой помадой рот (какой же отвратительной она показалась ему в эту минуту!). Но вот что именно она говорила, он почему-то уловить не мог. Он медленно перевел взгляд с соседки на задернутое черной тканью зеркало: напряженная работа мысли выдавала порциями жестокую правду – Оля в морге: «…где же ей еще быть-то, покойнице?..»

Он взглянул на золотую стрекозу, одиноко присевшую на туалетный столик.

– Послушайте, как вас там. А где пирамида?

Спросил и сам внутри себя ахнул, ужаснулся тому, что завладело его мыслями. Вместо того чтобы спросить – как могло такое случиться, что Оля умерла, – он вспомнил о золотой пирамиде!

– Ее убили, – тоже невпопад ответила соседка. – Задушили…

Молодой человек открыл дверь лаборатории, затем, стараясь не звенеть ключами, отпер сейф. Достал пакет с чулками. Пальцами, обтянутыми тугими тонкими хирургическими перчатками, свернул их в маленький рулон и сунул в карман. Затем достал из другого кармана такой же пакет, тоже с чулками, и положил в сейф. Запер его. Вышел из лаборатории и быстрым шагом направился к выходу.

В приемную Петра Андреевича Беленкова вошел почтальон. Секретарша, Нина Яковлевна, отложила в сторону книгу, вздохнула, как человек, которому приходится отрываться от приятного занятия и возвращаться к своим прямым обязанностям, и устало улыбнулась. И это при том, что было десять часов утра. Это была миловидная, средних лет женщина, уважавшая своего непосредственного начальника и презиравшая всех тех, кто трепал ему нервы. Она жалела Беленкова, ухаживала за ним, когда он находился в нервном, возбужденном состоянии, подкармливала его, готовила ему успокоительные отвары и варила кофе, но вся ее забота в отличие от поступков прежней секретарши, Оли Погодиной (в мэрии сплетни разносятся со скоростью света), носила скорее материнский характер. У нее был хороший муж, взрослые дети, даже два внука, она жила их проблемами, но считала, что хорошо устроилась, профессионально: ей нравились ее работа, начальник и зарплата. Все документы, поступающие и отправляемые ею, содержались в полном порядке, с окружающими она поддерживала уважительный нейтралитет и всегда старалась быть незаметной и полезной.

Почтальонша, неприветливая и неразговорчивая женщина, ходившая в любое время года в одной и той же серой куртке, положила на стол пачку крепко пахнувших типографской краской газет, рекламных журналов, буклетов, несколько конвертов, после чего, буркнув: «Вам посылка», – положила рядом пухлый, завернутый в коричневую бумагу сверток. На нем синими чернилами было выведено: Беленкову Петру Андреевичу. Почтальонша ушла, Нина Яковлевна осталась одна. Относительное спокойствие располагало к тому, чтобы не спеша осмотреть пакет (сам этот факт удивил Нину Яковлевну: это все же солидное учреждение, да и как вообще охрана могла пропустить почтальона с этой штукой, а вдруг там бомба?), разобраться и предположить – что бы все это значило? Но для порядка она все же позвонила начальнику охраны и спросила, видел ли он, что в здание вошел почтальон со свертком. Начальник охраны ответил, что он все проверил каким-то там прибором – там нет ни опасных веществ, ни взрывчатки, ни оружия.

Какое оружие, она же легкая! Интересно, кто же мог прислать ее Петру Андреевичу? Может, это подарок? Но его юбилей вроде отпраздновали полгода назад.

Обратный адрес был ей знаком, и он ассоциировался у нее почему-то с женой Беленкова – Натальей Николаевной. Спустя несколько минут секретарша поняла, что это адрес самого Беленкова. Отправитель же (мелкие буквы, словно писал кто-то застенчивый или сомневающийся в своих действиях) тоже, оказывается, Беленков Петр Андреевич. Вот только почерк был не его, это она точно знала. Получается, что кто-то отправил посылку Беленкову, подписавшись его же именем? Как-то все это очень странно.

Можно было, конечно, отложить ее в сторону и дождаться Петра Андреевича. И поначалу Нина Яковлевна так и сделала. Но чем больше проходило времени, а Беленков все не появлялся, тем стремительнее возрастало ее любопытство. Ну что там, в этой посылке?

Она несколько раз брала ее в руки, пытаясь прощупать. Что-то мягкое и плотное. Может, шторы какие-то, почему-то подумалось ей. Она взглянула на темно-зеленые бархатные шторы его приемной. Она, единственная во всем корпусе мэрии, настояла на том, чтобы здесь остались эти дивные, богатые шторы. Жалюзи казались ей холодными и некрасивыми, лишенными индивидуальности, в отличие от штор. К тому же жалюзи не смогли бы гармонировать с великолепной итальянской мебелью приемной.

Так что же в этом чертовом пакете? Она размышляла. Если бы он, скажем, пришел на домашний адрес Беленкова, тогда все понятно – шеф бы его и вскрыл. Или жена. Но посылка пришла к нему на работу, стало быть, это какое-нибудь официальное подношение, подарок. И тогда она, как секретарша, просто обязана это вскрыть и положить на стол перед своим начальником. А вдруг охрана что-то там просмотрела и внутри все же лежит хитрая взрывчатка?

Нина Яковлевна в который уже раз взяла пакет в руки, подержала, словно пытаясь взвесить, покачала на руках, как младенца, и снова принялась его прощупывать. А потом руки сами схватили ножницы и разрезали бечевку, разломили сургучные блямбы. Зашуршала коричневая жирноватая почтовая бумага, запахло почтой, клеем.

Внутри оказались женские вещи. Голубой теплый свитер, черные брюки, черная сумка, черные замшевые туфли, духи «Courreges In Blue», косметичка, носовой платок – большой, мужской, в серо-белую клетку, и связка ключей с брелоком в виде золотой египетской пирамиды. Нина Яковлевна подержала в руках ключи, рассмотрела пирамидку, решив про себя, что для брелока это очень даже недурно выглядит, как настоящее золото. Отдельно лежало и нижнее белье, конверт со вложенными в него украшениями: тонкая золотая цепочка, браслет, скромные сережки.

И тут она вдруг поняла, что совершила преступление, вскрыв посылку. Словно бы заглянула в частную жизнь своего шефа. А в том, что эти вещи имели отношение к его личной жизни, она уже нисколько не сомневалась. Больше того, от этого свертка попахивало большим семейным скандалом. Кто-то, вероятно, хотел крепко насолить Беленкову, отправив ему в офис вещи его любовницы (кого же еще?!). Но тогда почему же их не отправили его жене, к примеру? Так было бы, во всяком случае, более логично. Хотя кто их там разберет, этих интриганов? Петр Андреевич снова будет нервничать.