— Ловко, — согласился мандарин, любивший слушать охотничьи истории, но, с его точки зрения, в этом способе охоты было мало блеска. — Вы тоже давно участвуете в охотничьих вылазках принца Буи?

— Да, так как я, скажем, ловко ловлю животных, принц Буи привлекает меня к охоте. Но вообще-то я — каторжник, — признался корнак, распахивая рубаху.

Удивленный мандарин Тан увидел вырезанный в человеческой плоти бледный крест, идущий от плеча до плеча и от шеи до пупка, края шрама обрамляли клочки ярко-красной кожи.

— Это ведь не тайна, — ухмыльнулся корнак. — Сам принц приказал вырезать этот крест у меня на груди. Оцените красоту шрама, видите, по краям будто кружево?

Он разразился смехом, полным затаенной злобы.

— Принц Буи каждый день наносил мне визит в темнице. Как повар у печи, старающийся изготовить затейливое блюдо, он раздирал мою рану, дозировал песок и соль, которые сыпал на нее. Но, видите ли, кожа слишком быстро зарастала, не сохраняя желаемый рисунок. Тогда принц снова велел ее разодрать — медленно, само собой! — и лично сделал тонкие надрезы вдоль всего рисунка.

Корнак провел черным от грязи пальцем по вспухшей белой поверхности своего клейма. Оно светилось на его загорелой коже, как инкрустация перламутра на редкой породы дереве. Всади-Нож пожал худыми плечами и непринужденно заключил:

— Благодаря этому кресту, я могу всюду ходить как свободный человек: с таким клеймом на груди все равно не убежишь далеко!

— Какое же преступление вы совершили?

— Ничего особенно серьезного: нанес несколько ран холодным оружием. По неосторожности я порезал лицо одному кули, вскрыл брюхо торговцу вином, выпустил кишки одного шпика. Теперь я веду порядочную жизнь охотника принца, — заключил корнак со своей обычной кривой усмешкой.

— Это вы ловите слонов для него?

— Я неслучайно назначен главным корнаком! — похвастался Всади-Нож. — На слонов охотятся обычно весной и осенью — в периоды спаривания. Молодую, еще девственную слониху выпускают на природу, она бегает по джунглям и сама ищет себе пищу. По дороге ей встречается дикий слон, тоже девственный, которому она кажется соблазнительной, хотя ему неприятны запахи человека, исходящие от нее. Его изолируют от стада. И он, чтобы не быть в одиночестве, подходит к слонихе, они вместе проводят ночь. А в это время я с четырьмя домашними слонами подкрадываюсь и прячусь в дебрях. Потом слониха, узнав мой запах, подбегает — предательница ведет за собой ничего не подозревающего любовника, ласкающего ее хоботом, и вот уже четыре слона обхватывают его своими хоботами. В этот момент ему наносят удар ножом в ухо и ошеломляют его. И вот он уже готов для первой дрессировки.

— Коварство женщин ни с чем не сравнимо, — пробормотал мандарин Тан.

Наблюдая, как корнак трет круп величественного слона, правитель осведомился:

— Вы были на той охоте, когда захватили в плен госпожу Лим?

Корнак застыл и сурово посмотрел на мандарина.

— Я и вел эту облаву. Дьяволица бежала быстро, держась как тень за своим соплеменником.

— У нее был соплеменник? Я не знал, что захватили еще и мужчину!

— Потребовалось немало времени, чтобы изловить его! Если бы он не остановился на мгновение, нам бы никогда не удалось его взять.

— Но его так и не привели в столицу? Корнак очищал хвост слона от грязи.

— Он сбежал после поимки и встретил на своем пути Властителя Тигра. Несчастный бегал быстро, но недостаточно, чтобы убежать от гнавшегося за ним зверя. Его нашли через несколько дней во рву, абсолютно неузнаваемого.

* * *

Динь поднимался по тюремной лестнице, сморщив нос от запаха плесени, перемешанного с вонью засохшей мочи. Блестящий от влаги пол покрылся зеленым мхом, на котором выросли красавцы грибы. На лестничной клетке двое тюремщиков, от которых несло водкой, играли в карты.

— А, вот красавчик, который хочет переспать у нас! — сказал один из них, громко рыгнув. Руку он держал на дубинке. — Или, может, он хочет помочь нам покарать какого-нибудь преступника?

— Вы ошибаетесь, у меня есть дела поинтереснее, нежели орудовать с вами дубинками, — презрительно ответил ученый. — Покажите мне архивы, я действую от имени мандарина Тана.

Покраснев от стыда, тюремщики поднялись и приветствовали новоприбывшего.

— Извините моего товарища! — попытался сгладить ситуацию второй стражник. — Он дурачок и урод. Будьте любезны следовать за мной, господин!

С глубокими поклонами он сопроводил ученого Диня в зал архивов и, ступая на цыпочках, удалился.

Сильный запах мочи заставлял думать, что тюремщики, прячась за книжными полками, справляют здесь нужду. Что еще хуже, он учуял еще и мускусный запах, о происхождении которого предпочел даже не задумываться. Обернув руку тонким платком, Динь выбрал том, на котором неграмотная рука накарябала: «Архивы. Приговоры, вынесенные его высочеством принцем Буи».

Склонившись, чтобы разобрать каракули, он присвистнул.

Страницы содержали имена узников, описание их преступлений и назначенное наказание. Рисовое Зерно и Черная Чесотка не фигурировали среди заключенных, которым был вынесен приговор, и неслучайно: едва будучи арестованными, они сразу же имели счастье (или несчастье) быть выпущенными на свободу. Зато список был длинен:

— Небесный Хряк, кража колбаски. Надрезание ладони;

— Госпожа Сандал, растрата. Клеймить раскаленным железом тыльную сторону ладони;

— Госпожа Ласточка, неуважение к офицеру. Вырезать имя офицера на спине;

— Толстая Тыква, демонстрация интимных частей тела. Надеть кольцо на провинившуюся часть тела…

Преступления были различными, но кара всегда предусматривала нанесение какой-либо отметины на кожу.

Спрашивать принца Буи об этих наказаниях, не предусмотренных официальным кодексом наказаний, означало бы совершить ужасный промах. За это и самого могли прижечь или покарать как-нибудь иначе. Лучше расспросить безобидную мелкую сошку. Сощурив глаза в скупом свете масляной лампы, ученый Динь разобрал под печатью принца Буи несколько букв, начертанных твердой рукой:

Под наблюдением доктора Головастика, тюремного врага.

* * *

Дом тюремного врача господина Головастика, казалось, был возведен одновременно с дворцом принца. Их разделяла только узкая улочка, но жилища принца и его подданного незначительно отличались друг от друга. Несомненно, в этом доме обитал дух суровый, занятый важными трудами, — так, по крайней мере, казалось ученому Диню: столбы, поддерживающие навес, не были разрисованы, а приветливые фонари никогда не раскачивались над входом.

Напрасно ученый Динь искал слугу, к которому можно было обратиться, и когда он вошел в квадратную комнату, выходившую во двор, ему пришлось дать знать о себе сдержанным покашливанием.