— Что страшно? Ну, потерпи. Сейчас легче будет!

Растущие клыки царапнули язык, и рот наполнился свежей, пахучей кровью. Жизнь выходила из Лисса толчками, а вместе с ней уходили и чувства.

Боль и ужас рождения. Колыбель материнских рук. Сладость невинного поцелуя, и объятия первой женщины. Она не любила Лисса, но он щедро заплатил. И сквозь пелену наслаждения пробивается страх — если отец узнает, кто выкопал спрятанный под яблоней горшок с серебром… Неурожай и боль — без денег, что откладывала семья, голодный год пережил только сам Лисс. Родители до последнего подкладывали единственному сыну кусочки побольше. Он понимал, и ел. А потом всю жизнь корил себя! Ох, это чувство вины! Оно придавало моему обеду хмельной аромат.

А ужас, когда упырь ворвался на стоянку! Хозяин баржи не посмел нанять мага. Так что мой посланец убивал безнаказанно. Песок впитал немало крови, мало кто пережил ночь. Только Лисс и Таргет, и то из-за приказа.

Обмякшее тело соскользнуло на траву. По подбородку течет кровь. Щекотно. Я вытираю липкую струйку, не сводя взгляда с Таргета. Кажется, от страха он забывает дышать. Ах, этот сладкий запах ужаса! Впитываю, сколько получается, но жалко терять даже капли лакомства. Надо скорее покончить с этим.

— Теперь его!

Упырь подтянул ко мне бурлака. Лицо у Таргета — бледнее луны, что выглядывает из-за облачной вуали.

— Тебе тоже страшно?

Рыдая в голос, несчастный валится на землю, целует мои сапоги, перемазывая соплями. Пинком отталкиваю воющего парня в сторону. Пожалуй, он мне еще пригодиться. Голод немного стих. А страх Таргета поможет удержать его в узде. Станет невмоготу — бурлак под рукой.

Правда, теперь придется менять планы. Я и упыря хотела выпить. Конечно, своих чувств у него давно уже нет, но он как губка, впитал ужас убитых людей. Правда, мне его теперь не забрать — мертвяк развалится тут же. А мне еще им Таргета пугать. Ладно, продержусь пока.

— Ступай!

Упырь, неуклюже повернувшись, уходит. Он сыт и доволен. Может, завтрашний голод опять погонит его по моему следу, и хватит ли тогда сил справиться снова? Возможно, я еще пожалею о своем решении пощадить обоих, но с помощью бурлака шанс добраться до дома возрастал.

— Жить хочешь? Тогда запоминай — даже дышать будешь только по моему приказу. Все понял?

Ответит он не смог — язык от страха заплетался. Зато головой закивал так, словно шея без костей.

— Если я решу, что ты подумал ослушаться — упырь тебе милым другом покажется. А теперь — идем.

Таргет заторопился. Встал сначала на четвереньки, потом — на ноги. Тело содрогается от страха, и он спотыкается при каждом шаге. Так мы далеко не уйдем.

— Ты из Сугура?

— Да, госпожа. Но давно оттуда уехал.

Заикается.

— Зачем же врал про невесту?

— Не врал я! — крик заставил меня вздрогнуть. Испугался, что не поверю. — В Сугуре невеста!

— Так в Сугуре сейчас война! Ты шпионишь?

— Нет, госпожа. Сугур не воюет, он только союзник Вейфарту. А сюда я еще до того пришел, вернуться домой боюсь, вдруг в предатели запишут.

— А в насильники, значит, податься безопаснее?

— Но я же… я же не трогал!

— Ты продал. Это куда хуже.

— Госпожа! Умоляю!

Таргет то ли споткнулся, то ли сам упал. Схватил меня за подол, вынуждая остановиться.

— Ну?

— Помилуйте! — бурлак смотрел снизу вверх, в глазах блестели слезы.

— А если бы я просила о милости — бросился отбивать? Вставай и пошли. Что с тобой делать, потом решу. От тебя зависеть будет. Но придумаешь пакость какую — сам виноват!

До утра я спешила уйти как можно дальше. Ноги заплетались, хотелось упасть на землю, забиться под сплетения корней и заснуть. Я заставляла себя идти вперед. Таргету приходилось еще хуже — он боялся. Но меньше всего меня занимали его чувства.

Я остановилась, когда клочки неба, видимые сквозь переплетения веток, посветлели.

— Тут передохнем. До вечера выспимся, и — в путь. И чтобы мне без фокусов! Попробуешь удрать — найду. Не я — так твой ночной друг. Кстати, если со мной что случится, некому тебя от него защищать будет. Ты понял?

— Да, госпожа. Я не посмею…

— Конечно, не посмеешь, — я нашла уютное углубление между еловых корней и, завернувшись в плащ, удобно устроилась на мягкой хвое. — Спи давай.

Разбудило мня солнце. Найдя просвет в древесной кроне, оно светило прямо в лицо. Тело болело после ночного перехода и не желало двигаться. Как и Таргет. Парень свернулся клубочком неподалеку, и боялся пошевелиться.

— Ты не спал?

— Спал, госпожа.

— Врешь! Успокойся, во сне не трону, мне от этого удовольствия никакого. А тебе отдыхать надо. Как думаешь, что я сделаю, если ты идти не сможешь?

— Я смогу! — Таргет подскочил вспугнутым зайцем.

— Посмотрим. Есть хочешь?

Разумеется, он был голодным. Только молчал. Видел, что без припасов. Но я нашла трухлявый выворотень и с помощью кинжала быстро наковыряла белых личинок. Таргет смотрел на них с отвращением. Ничего, съешь, куда денешься!

— Костер разведи. Маленький, нам только еду поджарить! И вон, камешек с краю положи. Да, этот, с плоским верхом!

Личинки шипели и раздувались. А на вкус походили на лесной орех.

— Ешь!

Только боязнь разгневать меня заставила Таргета положить угощение в рот. Но он быстро распробовал, что к чему, и скоро уплетал за обе щеки.

Наевшись, я опять завернулась в плащ и устроилась под деревом:

— Костер загаси. И отдыхай. Силы нам понадобятся.

Таргет не посмел ослушаться. Засыпая, я видела, как он старательно закидал огонь землей и улегся поблизости.

* * *

Разбудил меня то ли вскрик, то ли всхлип. Я вскочила. Луна проглядывала сквозь кроны деревьев, и её лучи алым отблеском сверкали в глазах сидевшего напротив меня существа.

Вампир! Вот попала! Я должна была подумать о том, что он где-то рядом! Видела же упыря! Эти твари сами по себе не появляются.

Тихий голос прошелестел осенним ветром:

— Успокойтесь. Я не причиню вреда, — темная в призрачном свете луны фигура склонилась в изящном поклоне.

— Тогда зачем пришел? — вежливость вампира мне совсем не нравилась.

— Разумеется, чтобы пригласить к себе. Где это видано, что благородная Леди ночует на голой земле и питается… этим? — остатки нашего ужина разлетелись от презрительного пинка.

— Меня вполне устраивает, — приглашение не манило совершенно.