Нет, ирония случая не забывала меня. Сейчас, например, когда пальцы ног втиснулись в карниз четыре дюйма шириной, а пальцы рук впились в еще более узкий оконный бордюр, и я обнаружил, что Кристиана сменила запор.

С моей сестрой никогда не бывало легко. Никогда.

Я уставился на стеклянную панель, пронизывая тьму ночным зрением. Чуть больше кисти и высокого качества: выдули и быстро раскатали, благодаря чему искажение было меньше, чем в большинстве городских стекол. Знай я, что придется драть зубы, то прихватил бы замазку, перчатки и щупы для удаления панелей, не говоря уже о том, что выбрал бы окно с подоконником пошире.

Безболезненно не прокатит.

Конечно, я всегда мог постучаться в парадную дверь, и Йосеф проводил бы меня в салон подождать, но я отлично знал, что проще было сбежать из имперской тюрьмы в Атаконе, чем выйти из этой комнаты незамеченным. Не грела и мысль о том, чтобы сидеть и слушать очередную лекцию Кристианы о том, почему мне непозволительно входить с парадного хода. Ей стоило великих трудов сохранять в тайне наше родство еще даже до того, как она вышла замуж за нобля, и я согласился с этим решением. Баронессе с братом, который глубоко укоренился в Круге, пришлось бы нелегко при дворе как в социальном, так и в политическом смысле; мне тоже не хотелось думать о том, что могло случиться, проведай кто-нибудь, что я назвал «сестрой» представительницу Низшего имперского Двора. Помимо шантажа (нас обоих), мне не хотелось даже думать о козыре против Носов, которым она снабдила бы моих врагов, а то и случайного Кента.

Все перечисленное вынудило меня остаться на карнизе со жжением в икрах и онемением в пальцах.

Я заново оценил панели. Ни морщинки. Должно быть, стоили целое состояние.

Ох, да ладно, – в конце концов, сама виновата, не надо было менять запоры.

Я вытряхнул запястный нож, повис на побелевших пальцах и сунул острие в свинцовую заливку. Немного поковырявшись, я добрался куда хотел и принялся медленно надавливать на стекло стальным рычагом. Меня вознаградил негромкий щелчок вкупе с парой длинных трещин, потянувшихся от угла к другому краю панели.

Я улыбнулся, очистив нижний угол от заливки. Висеть и ковырять зубье ножом, которым уместнее пырять, было ни весело, ни легко, но мысль о реакции сестры, когда та обнаружит взлом, побуждала меня продолжать. Равно как перспектива падения навзничь.

Высвободив нижний край панели на треть, я поддел фрагмент стекла и сбросил в сад, скривившись от далекого звона. Внизу засопели ночные сторожевые псы – Лазарус, Ринальдо и Ахерон, но мы были старыми друзьями с тех пор, как я подсадил их на ахрами. Втер его в ломтики ветчины, и ребята, стоило мне объявиться, не делали ничего, кроме как слюни пускали и виляли хвостами.

Второй кусок стекла поддался легко. Больше всего хлопот доставил третий. В итоге я порезал средний палец, но, когда дело было сделано, мне удалось просунуть руку и выщелкнуть шпингалет.

Окно распахнулось. Я проделал занятный гимнастический трюк, нырнув под отлетевшую створку, но проник в комнату без особых трудов, не считая пары красных мазков на стене и оконном переплете.

Очутившись внутри, я со стоном сел на пол. Помилуйте, мне уже годы не приходилось заниматься серьезными взломами. Бедра и икры дрожали, а пальцы левой руки до сих пор чувствовали, как впиваются в камень. Я ненадолго смежил веки, смакуя чувство избавления от надобности цепляться за свою жизнь, а потом вспомнил о пальце.

Я проник в помещение через окно музыкальной комнаты, а это означало, что здесь полным-полно бумаги. Под руку подвернулась первая страница «Чар дочери Первосвященника» за авторством Паулюса – вещи, которая, как я ни сомневался, произвела фурор при дворе. Она сгодилась, пока я извлекал кисет с травами и рылся в нем. Тот был заполнен далеко не так хорошо, как бывало во времена, когда я жил над лавкой Эппириса, но мне удалось найти пакетик с порошком из водорослей шерстянщика и длинный лоскут чистого полотна. Первый помог остановить кровотечение, а второй довершил дело, позволив мне вполне беспрепятственно пользоваться рукой.

Бросив на пол окровавленного и скомканного Паулюса, я подкрался к двери и приоткрыл ее.

Мрак. Тишина. Порядок.

Я быстро прикинул, не поискать ли внизу, и отверг эту мысль. Кристиана могла хранить там счета, расписки и документы, касавшиеся мелких измен и предательств, но то, что я искал, было более личного свойства. А для женщины, которая полжизни пробыла куртизанкой, секретность и приватность означали только одно место: спальню.

И все-таки отсутствие Кристианы не означало, что дом пустовал.

Я крадучись дошел до лестницы, немного спустился и прислушался. Из кухни доносился смех, а из-под двери в комнату дворецкого Йосефа за главной гостиной выбивался свет. Кот из дома – мыши в пляс. Не исключалось, что кто-то вздумает наведаться в покои Кристианы, когда я буду находиться там, – слуга или раскаявшийся супруг с вазой свежих цветов, явившиеся в неподобающее время, порушили больше афер, чем я мог упомнить, – однако тон и громкость беседы подсказывали мне, что в ближайшее время свидетелей ждать не придется.

На цыпочках я вернулся наверх и миновал коридор. Под дверью горничной было темно, но я скользнул мимо неспешно и бесшумно, после чего осторожно скрипнул следующими – двойными, кремового цвета и позолоченными. И сделал все правильно, так как горничная Сара находилась внутри. Она свернулась калачиком на сиденье возле окна в приемной Кристианы и негромко похрапывала.

Я застыл, затем медленно выдохнул. Затруднение.

Будь это лежбище какого Кента или даже крепость нобля, я мигом приставил бы к глазу горничной нож и сунул в рот кляп. Но это была служанка сестры в сестрином доме, и нанеси я ущерб имуществу – визгу не будет конца.

Вдобавок у девушки была милая улыбка. Я видел ее однажды, а дальше лишь краем глаза, но она наградила меня ею в разгар очередной тирады моей сестры, когда мне удалось ответить особенно удачно. Я счел, что такое сочувствие, не говоря об отваге с учетом возможных последствий, перехвати этот взгляд Кристиана, заслуживало известного уважения.

Поэтому взамен я извлек пузырек горланова масла, немного смочил тряпицу и аккуратно положил ей под нос. В достаточно мощной дозе дистилляты и травы, содержавшиеся в масле, могли вырубить бодрствующего мужчину, но для этого следовало хорошенько пропитать им платок и прижать к лицу как минимум на минуту, а то и дольше – мера, к которой я не хотел прибегать сейчас. В теперешнем применении горланово масло углубит девичий сон, и разбудить горничную удастся, лишь хорошенько встряхнув, и то не сразу.

Я присел на корточки и подождал сколько нужно, считая удары сердца и стараясь не отвлекаться на пораненный палец. Затем убрал тряпицу, отложил подальше на пол и принялся за работу.

Обыск комнаты может затянуться надолго или закончиться очень быстро; все зависит от опыта двух человек, один из которых прячет, а другой ищет. Моей сестре хватало умения прятать вещи, не предназначенные для чужих глаз, – об этом позаботился наш отчим Себастьян, но все ее тренировки – по крайней мере, на первых порах – были направлены против меня. Сначала в хижине в Бальстуранском лесу, а позже в хибарах Илдрекки мы с Кристианой играли в нычки, пряча друг от друга разнообразные предметы в местах, не требовавших специального обустройства, – как в типичных, так и в более продуманных. В конечном счете игра началась всерьез, особенно когда Кристиана пошла в куртизанки и обзавелась вещами, заслуживающими сокрытия. И даже впоследствии, покуда был жив ее супруг Нестор, у меня была масса возможностей потренироваться.