РИС. 5–4. Ожидаемая продолжительность жизни, Великобритания, 1701–2013

Источники: Our World in Data, Roser 2016n. Данные до 1845 года относятся к Англии и Уэльсу и собраны проектом Clio Infra, van Zanden et al. 2014. Начиная с 1845 года данные представлены за середину каждого десятилетия и взяты из Базы данных по человеческой смертности, http://www.mortality.org/

Неважно, какого вы возраста – все равно у вас впереди больше лет, чем у ваших ровесников прошлых десятилетий и веков. Ребенок, переживший опасный первый год, жил бы в среднем до 47 лет в 1845 году, до 57 лет в 1905-м, до 72 лет в 1955-м и до 81 года в 2011-м. Тридцатилетний человек мог ожидать прожить еще 33 года в 1845 году, 36 лет в 1905-м, 43 года в 1955-м и 52 года в 2011-м. Если бы Сократа помиловали в 1905 году, он мог бы рассчитывать еще на девять лет жизни, в 1955-м – на десять, в 2011-м – на шестнадцать. В 1845 году восьмидесятилетний человек имел в запасе еще пять лет, в 2011-м – девять.

Похожие тенденции, хотя и (пока что) не с такими большими показателями, можно наблюдать во всех регионах мира. Например, десятилетний эфиопский мальчик, родившийся в 1950 году, в среднем должен был дожить до 44 лет; сегодня десятилетний эфиопский мальчик может рассчитывать умереть в 61 год. Экономист Стивен Рэйдлет писал:

И нет, эти дополнительные годы даны нам не для бессильного просиживания в кресле-качалке. Конечно, чем дольше мы живем, тем больше времени проводим в состоянии старости со всеми ее неизбежными болячками и тяготами. Но тела, у которых лучше получается бороться с натиском смерти, лучше справляются и с менее страшными напастями вроде болезней, травм и общего износа. Чем длиннее наша жизнь, тем дольше мы остаемся энергичными, пускай размер этих выигрышей и не совпадает. Героическим проектом под названием «Глобальное бремя болезней» (Global Burden of Disease) была предпринята попытка измерить это улучшение путем подсчета не только количества людей, умирающих от каждого из 291 недугов, но и числа лет здоровой жизни, потерянных пациентами с учетом того, насколько та или иная болезнь сказывается на их состоянии. По оценке проекта, в 1990 году в среднем по миру человек мог рассчитывать на 56,8 года здоровой жизни из 64,5 в целом. К 2010 году, по крайней мере в развитых странах, для которых уже доступна такая статистика, из 4,7 года, что мы прибавили за эти два десятилетия, 3,8 были здоровыми[141]. Подобные цифры показывают, что сегодня люди живут в добром здравии дольше, чем наши предки в общей сложности. В перспективе очень долгой жизни наиболее пугающей выглядит угроза деменции, но и тут нас ждет приятное открытие: с 2000 до 2012 года вероятность этого заболевания среди американцев старше 65 лет снизилась на четверть, а средний возраст постановки такого диагноза поднялся с 80,7 до 82,4 года[142].

Хорошие новости на этом не заканчиваются. Кривые на рис. 5–4 – не нити вашей жизни, которые две мойры размотали и отмерили, а третья однажды обрежет. Скорее, это проекция сегодняшней статистики, основанная на предположении, что знания в области медицины застынут в текущем состоянии. Не то чтобы кто-то действительно в это верил, но, поскольку мы не имеем возможности предсказывать будущее здравоохранения, нам не остается ничего иного. Это значит, что вы, скорее всего, можете рассчитывать дожить до более солидного возраста – возможно, куда более солидного, – чем тот, что вы видите на вертикальной оси координат.

Люди во всем найдут причину для недовольства, и в 2001 году Джордж Буш-младший создал Совет по биоэтике, призванный справиться с угрозой, увиденной президентом в достижениях биологии и медицины в области здоровья и долголетия[143]. Председатель совета – врач и публичный интеллектуал Леон Касс – заявил, что «стремление продлить молодость – это выражение инфантильного и нарциссического желания, несовместимого с заботой о благе будущих поколений» и что добавленные к нашей жизни годы не будут того стоить. («Действительно ли профессиональный теннисист будет рад сыграть за жизнь на четверть больше матчей?» – спрашивал он.) Большинство людей предпочтут решить это для себя сами, и даже если Касс прав в том, что «благодаря своей конечности жизнь имеет значение», долголетие вовсе не подразумевает бессмертия[144]. Однако тот факт, что утверждения экспертов о максимально возможной ожидаемой продолжительности жизни раз за разом оказывались опровергнуты (в среднем спустя пять лет после публикации), заставляет задуматься, не будет ли срок человеческой жизни расти неограниченно и не выскользнет ли он однажды за сумрачную грань нашего смертного удела[145]. Стоит ли нам заранее переживать по поводу мира, населенного нудными стариками возрастом в несколько веков, недовольных нововведениями девяностолетних выскочек и готовых вовсе запретить рожать на свет этих назойливых детей?

Несколько визионеров из Кремниевой долины пытаются приблизить этот мир будущего[146]. Они финансируют исследовательские институты, которые стремятся не постепенно бороться со смертью, побеждая одну болезнь за другой, но обратить вспять сам процесс старения, обновить наше клеточное оборудование до версии без этого бага. В результате они надеются увеличить срок человеческой жизни на пятьдесят, сто, а то и тысячу лет. В своем бестселлере 2005 года «Сингулярность уже близка» (The Singularity Is Near) Рэй Курцвейл предсказывает, что те из нас, кто доживет до 2045 года, будут жить вечно благодаря достижениям генетики, нанотехнологий (например, наноботам, которые будут циркулировать по нашей кровеносной системе и восстанавливать организм изнутри) и искусственного интеллекта, который не только сообразит, как всего этого добиться, но и будет рекурсивно и бесконечно развивать сам себя.