litbaza книги онлайнДетективыПод покровом ночи - Джон Диксон Карр

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 52
Перейти на страницу:

Мне показалось, что Герсо обернулся и его верхняя губа вздернулась словно в улыбке, как будто он хотел сказать: „Да, это так“…

Мы поднялись наверх, миновали еще один холл. В полной тишине слышалось лишь тяжелое дыхание доктора. Три призрачные фигуры моих спутников остановились перед закрытой дверью… Затем они как-то судорожно вздрогнули. Вытянутое лицо Герсо повернулось в высоком воротнике, как на шарнире, челюсть его отвисла, а рука, протянутая к двери, замерла в воздухе.

— Это его кабинет, — произнес камердинер. — А в двери его ключи…

Один ключ был вставлен в скважину, остальные висели на кольце. Замок был даже не заперт.

— Это сделал тот человек, которого вы вчера слышали, — тихо сказал Банколен, — и это был убийца…

Он рывком распахнул дверь.

В противоположность остальным помещениям, здесь ставни были открыты, но в кабинете все равно стояла духота. О сверкающее от солнца оконное стекло билась и жужжала муха. Это был довольно просторный кабинет со стенами из дубовых панелей и с желтым соломенным ковром на полу. На полках стояло множество потускневших серебряных кубков, еще несколько красовались на большом каменном камине, а на стенах висело множество фотографий в рамках. Плетеные стулья, плетеный стол с поверхностью, испещренной темными пятнами от сигар, и тремя стаканами недопитого виски… В углу валялись сапоги для верховой езды, со спинки кресла свисала грязная рубашка — можно было подумать, что обитатель кабинета торопливо переоделся и вышел, насвистывая…

— Простите, господа, — объявил Герсо, — но у меня не было времени навести порядок…

— А кто здесь пил? — Банколен указал на стаканы.

— Месье Килар и месье Вотрель, месье. Они пришли и разбудили месье де Салиньи утром после холостяцкого ужина.

— А эта дверь? — Банколен показал на дверь справа.

— Она ведет в его спальню, которая соединяется с ванной.

Банколен прошелся по кабинету. Тишину нарушал только звук борьбы мухи со стеклом. Шеф полиции осмотрел шкафчики под окнами, поднимая крышки своей тростью и вслух рассуждая:

— Ракетки Кубка Дэвиса, покоробленные, даже не под прессом. Tiens! — Мы услышали звонкий щелчок, когда он дернул по струне ракетки. — Давно не использовались… А это что? Ружья. Не в ящиках. Казенная часть повреждена… никаких следов смазки… Diable! Он весьма небрежно с ними обращался. — Хлопнула крышка еще одного ящика. Банколен посмотрел на чучело головы леопарда, висящее над невысоким книжным шкафом. — Это лев с Суматры. Чтобы добыть такой трофей, он должен быть искусным стрелком. — Вдруг Банколен повернулся к нам; когтистая лапа леопарда висела над его плечом. — Господа, помните рассказ, который Шарко опубликовал в своей книге „Охотник за хищниками“? Он Утверждал, что знал только двоих людей, которые напали на горного льва с охотничьим ножом. Один из них был покойный месье Рузвельт из Америки, а второй — молодой герцог де Салиньи… — Детектив повернулся лицом к фотографиям. — Вот его призовая кобылка, он тренировал ее для скачек в Отейе в этом году… Вот в прошлом году он вышел в финал в Уимблдоне…

— Все это очень интересно, — возразил Графенштайн, — но мы пришли сюда, чтобы проверить сейф!

Детектив присел на шкафчик под окном, прижался лбом к стеклу и долго смотрел в окно. Низкие солнечные лучи медленно крались по комнате, а в них плясали пылинки. Они сверкали на цилиндре Банколена и на серебряном набалдашнике его трости. Он разжал пальцы жестом растерянности… И по мере того как в комнате сгущались тени, росло мрачное напоминание о человеке, который никогда сюда не вернется, — рубашка небрежно валялась на кресле, три стакана сиротливо стояли на столе.

Тихо войдя в кабинет, Герсо проговорил:

— Я принесу сейф, — и в его руке звякнула связка ключей, которые он вынул из двери.

— Ах да! — пробормотал Банколен, поднимая рассеянный взгляд. — Где он? Вон в том столе у стены, что рядом с ванной?

— Да, месье, вот это ключ от стола. Думаю, он держал в нем свои документы; он никогда не позволял мне видеть их. — Длинное лицо камердинера выражало живой интерес. Его глаза блестели, а парик слегка съехал набок. Я представил себе, что его рука, должно быть, холодная и влажная, как у жабы.

— Хорошо. Только ничего не трогайте. Просто вставьте ключ в замочную скважину и откиньте крышку стола. Не суйте туда руку.

Мы собрались около высокого бюро с крышкой, открывающейся вверх, наподобие крышки западни. Герсо осторожно поднял крышку. Пустота.

— Да, месье, кто-то здесь побывал, — смело заявил камердинер. — В бюро было полно бумаг — вот в этих ящиках и во всех отделениях.

— Естественно, — резко отозвался Банколен. — А теперь откройте вот это. — Он указал на задвинутый в угол тяжелый металлический ящик.

Герсо тихо вздохнул. Сейф оказался до краев набитым банкнотами. Наверху лежала пачка в две тысячи франков. Банколен криво усмехнулся.

— Наш вор, — заметил он, — украл только документы Салиньи, оставив без внимания миллион франков… Не знаете, что это были за бумаги, Герсо?

— Нет, месье. Я… Я здесь никогда не убирался. Он диктовал мне письма внизу. Миллион франков!

— Заприте бюро. Мы закончили осмотр. Мне нужен телефон, Герсо. Наверху есть аппарат?

— В спальне, месье.

— Очень хорошо. — Банколен обернулся к нам: — Можете подождать меня на улице, пока я здесь еще осмотрюсь. Кстати, Герсо, вы можете сказать, какой из ключей отсутствует?

Камердинер просмотрел связку ключей.

— Да, да! Я уверен! Здесь нет ключа от винного погреба!

— Винного погреба? Так он наверняка у дворецкого?

— Насколько я знаю, нет, месье. Месье де Салиньи сам выбирал вино для ужина. Когда он обедал здесь в одиночестве, он редко пил и держал ключи при себе. Помню, он сказал, что вынужден был уволить одного дворецкого, потому что тот проявлял к его погребу повышенный интерес. Фи! А новый… — Герсо развел руками, и его лицо брезгливо сморщилось.

Итак, мы с Графенштайном оставили их в кабинете вдвоем. Уходя, я заметил, как Банколен приблизился к шкуре льва, лежащей перед камином…

Мы спускались по великолепной лестнице, словно в мрачную пропасть, откуда слышались голоса прошлого. Все эти портреты на стенах, выразительно протягивающие руки, казалось, шевелятся и шуршат парчой через светлеющий мрак свечей в серебряных канделябрах, и в коврах прятался цвет, который они искали сотни лет… Я не мог подавить желание побродить по дому, чтобы ощутить реальность воспоминаний, которые жили здесь так долго. Поэтому, предоставив Графенштайну выйти на улицу, я повернул назад.

В комнатах, обшитых кремовыми панелями, в такт моим шагам по паркету тихонько позванивали свисающие с высоких потолков хрустальные люстры. В пустынных комнатах громко тикали часы. Сквозь закрытые ставни пробивались узкие пучки света, позволяющие видеть смутные очертания мраморных каминов, зеркала, в которых отражалось прошлое, и картины, изображающие глупо и жеманно улыбающихся пастушек, навеки присевших в реверансе с посохом, перевязанным голубой ленточкой. Как в старинной песенке: „Il pleut, il pleut, bergere, ramenez vos moutons…“[10]Можно живо представить себе тонкий перезвон швейцарской музыкальной шкатулки восемнадцатого века и увидеть фарфоровые статуэтки дам и кавалеров, склонивших в менуэте головки в белых париках. А вот и клавикорды в маленькой музыкальной комнате рядом с банкетным залом, о котором рассказывал Килар. Через дверь виден стол с белой скатертью, накрытый для ужина, к которому так никогда и не притронулся Салиньи с женой. Над клавикордами висел еще один портрет в полный рост… Что там написано на табличке? „Журден де Салиньи, 30 мая 1858 — 21 августа 1914“. Аристократ, убеленный сединой, заложил руку за борт своего одеяния. Отец Рауля. Странно: в голове у меня опять раздался голос Килара. Он звучал сухо и тихо в этом доме, через сумрак и душный запах увядших роз: „Я был свидетелем его смерти“. Затем я коснулся клавиш спинета, которые издали в ответ хриплые звуки, и, когда я снова поднял взгляд на лицо старика, изображенного на портрете, меня внезапно поразил факт, леденящий и таинственный в своем величии, — что история дома запечатлена в песнях. Ключи от этого старинного особняка переходили из рук в руки. При восковых свечах в эти зеркала смотрелись один за другим представители всех поколений рода Салиньи втискиваясь в узкие, обтягивающие ляжки шелковые штаны, откидывая забрала на боевом шлеме, — и все это в течение сотен лет, под перезвон одной и той же наивной любовной песенки. Но когда умер этот мрачный старик аристократ, смешение вечных часов, смешение вечно размахивающих ветвями деревьев, вечный перезвон голосов — все это прошло под мелодичный перезвон песенки из музыкальной шкатулки „Il pleut, il pleut, bergere“… в ней слышался неожиданный ритм марша, надрывающий сердце звон бокалов, сдвинутых в последнем тосте: „Quand Madelon vient nous servir a boire!“[11]

1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 52
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?