— Яйца по-шотландски или рулет из мяса с рёбрышек? — торопит меня Алекс.

— Рулет. На двоих. — предлагаю я, и он усмехается.

— Что, малышка-воришка, решила в этот раз не клянчить у меня еду?

— Это было один раз, Алекс, — игриво надуваю губы, и он тут же меня целует. — Там, на Пикадилли, они совершенно не умеют готовить бургеры с жареной рыбой! Твой классический оказался вкуснее. И я правда хочу рулет, но целый не осилю, ты же знаешь.

— Знаю, — кивает он, — уж больно ты у меня маленькая, Алечка!

Пока мы ищем свободное место, чтобы спокойно разделить наш ужин, мы уходим дальше по Уайткросс-стрит, в парк Форчун-стрит, и обсуждаем посещённую выставку молодых художников современного искусства в художественном центре Барбикан.

— Я не такой большой ценитель живописи, но многие произведения на выставке больше напоминали бездумные мазки валиком, которые случайно натворил кроха-несмышлёныш, — смеюсь я.

— Тебе не нравятся современные техники? А как же картина с сердцем?

— Чересчур реалистично, Алекс! Ещё и названьице: «Настоящая любовь»! Брр, вырванное наживую сердце с ошмётками мяса и хлещущей кровью… И они называют это искусством?

— А мне понравилось, — не соглашается мужчина. — Похоже на правду.

Он переводит тему, резко обрывая наш разговор. Между нами сквозит какая-то недосказанность. Я так остро чувствую сменившееся настроение своего мужчины, что невольно напрягаюсь.

— Что случилось, Алекс?

— Ты уже придумала, чем мы будем заниматься завтра?

— Я хотела пригласить тебя в кино и опробовать кафе, которое мы заприметили на той неделе на Финсбёри-сквер.

— Давай отложим на другой день, хорошо? Я знаю, что завтра твой вечер, но для меня очень важно, чтобы ты уступила мне этот день, малышка.

— Хорошо, — с опаской соглашаюсь я, теряясь в догадках.

С сомнением смотрю на открывшуюся перед глазами картину.

— Боишься? — Алекс тихо подкрадывается со спины, обнимая меня, и опаляет шёпотом моё ухо. — Не бойся. Это безопасно. Я буду рядом.

Мы приехали на окраину Лондона, где преимущественно сельский колорит уже разбавляется бескрайними полями. Здесь расположена одна из точек аэроклуба, в частности, организующего полёты над городом на воздушном шаре.

Именно на него, как его надувают или, скорее, поднимают вверх при помощи тёплого воздуха, я и смотрю.

— Ты сошёл с ума, — качаю головой. — Я ни за что не полечу на этом!

— Полетишь, — с уверенностью заявляет мужчина. — Со мной. Тебе понравится.

— Алекс, мы разобьёмся.

— Нет, воздушный шар — это древнейший и достаточно безопасный вид воздухоплавательного транспорта. Тем более, здесь всё организовано на самом высоком уровне. Я всё проверил, только поэтому мы здесь. Ты мне доверяешь?

Он целует мою шею, сжимая свои руки на моём теле так крепко, что мне становится не по себе.

— Я не стал бы рисковать тобой, Аля. Доверься мне.

— Хорошо, Алекс. — выдыхаю в вечернюю прохладу. — Я доверяю тебе.

Мужчина помогает занять место внутри большой корзины и снова обнимает меня. Моё сердце трепещет от страха и восторга, когда мы плавно отрываемся от земли, набирая высоту.

В корзине нас трое: только мы с Алексом и пилот, который управляет шаром. Раньше, когда я видела пролетающие над центром города шары, в них всегда было много людей. Алекс снова дарит мне настоящее волшебство!

Мы парим над Темзой, приближаясь к Тауэрскому мосту. Именно здесь всё началось, и я замираю, когда Алекс бережно касается моего лица и нежно целует губы.

Этот поцелуй словно наполнен обещанием. Словно тихо шепчет: «Это всё по-настоящему».

— Аль, я думаю, для тебя не секрет, что ты для меня — не просто минутная слабость. Гораздо больше. Поэтому мне нужно с тобой очень серьёзно поговорить, и я хочу, чтобы ты меня услышала и правильно всё поняла. — Мужчина смотрит прямо в мои глаза, и мне становится страшно. — Алевтинка, послезавтра я вынужден вылететь в Москву. На неделю, две или месяц, может, дольше, я не знаю, честно. Я не могу тебе ничего обещать. Я уверен, что всё обойдётся, но я должен улететь и оставить тебя здесь. Но я хочу, чтобы ты не уезжала, как всегда делаешь, когда я улетаю, и оставалась жить в моей квартире. Потому что я вернусь и больше не отпущу тебя, больше ни одна моя ночь не пройдёт без тебя.

Я смотрю на него огромными глазами. Мужчина медленно достаёт из внутреннего кармана пальто плоскую коробочку.

— Аль, завтра я закину тебе на счёт денег, пожалуйста, не отказывай мне. Я хочу, чтобы ты ни в чём не нуждалась, пока меня не будет рядом, и ты будешь тратить их и не думать, что это выглядит как-то непотребно, ладно?

— Если это для тебя важно, то, конечно, я не откажу.

Всё во мне протестует, но я не смею в этот момент спорить с мужчиной. Он благодарно целует меня и продолжает говорить:

— Алечка, а сейчас самое главное: послезавтра я уеду, но я хочу оставить тебе что-то важное, чтобы ты сохранила это до нашей встречи.

Его руки слегка потряхивает, когда он раскрывает коробочку, и я перевожу взгляд на её содержимое. Первое, что бросается мне в глаза, — две цепочки. Грубые, армейского типа.

Алекс с осторожностью извлекает серебристый кулон. Я не понимаю, почему на нём две цепочки. Не понимаю, пока он аккуратно не разбирает один кулон на две части. Это плоская рельефная пластина с выемкой и… точная копия человечного сердца.

Мужчина разворачивает меня и застёгивает цепочку с кулоном-сердцем, убрав волосы, попутно целуя меня в шею. А после протягивает мне второй.

— Надень мне.

И я выполняю его просьбу. Дрожащими пальцами долго не могу застегнуть замочек, а когда у меня наконец получается, Алекс притягивает меня к себе и несдержанно целует, показывая всю степень своего желания.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Когда Алекс отрывается от меня, в его глазах уже снова царит привычное спокойствие, до которого самой мне далеко, как до звёзд.