— Я, Федор Чайка, и мои воины приветствуют тебя, храбрый вождь!

Командир передового отряда сапотеков едва заметно напрягся, но в целом выслушал воззвание Федора весьма благосклонно. И тут случилось неожиданное. Завязанная на груди шкура ягуара, вывернутая наизнанку, вдруг развязалась и упала к его ногам, засверкав яркими пятнами. Едва взглянув на нее, сапотек пришел в ярость. Он отскочил назад, дико взвизгнув, выхватил деревянный меч и махнул рукой в сторону карфагенян. Все его бойцы, выставив копья, тотчас бросились в атаку.

— Мирный план не прошел, — констатировал Леха, с каким-то мрачным наслаждением выхватывая фалькату из ножен, — придется помирать, командир, извини.

И отбил брошенное в него копье.

— Значит, судьба, — кивнул Федор, также молниеносно выхватив оружие, — не знал я, что они тоже любители ягуаров. Как-то не подумал, что для этих «друзей» мы будем выглядеть как безбожники.

— Да ладно, — сплюнул Леха, отбивая еще одно копье, на этот раз направленное сильной рукой ему в грудь одним из сапотеков, и затем нанося ответный удар, от которого щит нападавшего разлетелся вдребезги, — с кем не бывает. Не бери в голову. После договорим, если выйдет.

Федор, методично отбивая удар за ударом, лихорадочно искал выход из положения, в которое сам отчасти завел своих людей. «Прав был Леха, — мысленно бичевал себя командир карфагенян, нанося ответные удары наседавшим сапотекам, — бежать надо было, может, и спаслись бы. Дипломат хренов».

Драка шла уже не на жизнь, а на смерть. Попавшие в окружение финикийцы, несмотря на то что не имели щитов, умудрялись отражать волну за волной и не умирать мгновенно. Сапотеки наседали со всех сторон. Финикийцы крутились как ужаленные, отбивая и нанося разящие удары, от которых полегло уже не меньше двух десятков индейцев. С их же стороны погибло пока всего двое: один боец умер от брошенного издалека копья, а второй от какой-то короткой стрелы, впившейся ему в шею. Чайке показалось, то это был не лук — луков он у нападавших не заметил, — а скорее духовая трубка. В общем, посланцы Карфагена желали умереть героями, подороже продав свои жизни, как и подобает солдатам.

Пока руки его были заняты битвой, мозг Чайки искал спасительное решение. Однако решение все не приходило и, оказавшись в пылу схватки рядом с помпезным вождем сапотеков, Чайка решил отомстить за провал дипломатической миссии. Обезоружив и заколов ближнего к нему индейца резким выпадом в грудь, Федор оказался один на один с человеком в шлеме орла.

— Ну, вот и я, — вновь представился Федор, ухмыляясь и поигрывая фалькатой, — продолжим переговоры?

Но едва успел поднять над головой лезвие клинка, чтобы не дать боевому топору индейского военачальника опуститься ему на голову, топор сапотека со звоном отскочил от фалькаты, а Чайка ушел в сторону и нанес мощный удар снизу в корпус своего противника. Тот прикрылся щитом, и щит едва не развалился от такого удара, но все же выдержал, хотя и потерял все украшения. В ярости Федор нанес удар противнику в голову, срубив несколько перьев, а затем еще и еще прямо по выставленному щиту. Командир сапотеков был вынужден отступить, хотя по его лицу Чайка видел, каким позором для него это было.

— Куда же ты, — насмехался Федор, бросив быстрый взгляд вокруг, — мы еще не договорили. Или у вас все такие трусы?

Военачальник сапотеков не знал, что говорит ему чужеземец, но нетрудно было понять, что над ним насмехаются. Развивая успех, Федор прыгнул вперед и последним ударом раскроил щит пополам. Сапотек отшатнулся, запнулся о камень и упал, выронив боевой топор. Чайка же, не теряя времени, бросился на него коршуном и точным ударом сбил с его головы шлем, а затем приставил свой клинок к его горлу — обезоруженный сапотек замер. На кончике фалькаты показалась капля крови, но Федор почему-то медлил. Он пристально посмотрел в лицо побежденного сапотека, поймав его затравленный взгляд, и почему-то решил оставить ему жизнь. Какое-то предчувствие шевельнулось у него в душе.

И Федор, уже готовый умертвить этого помпезного индейца, неожиданно шагнул назад, опустив клинок.

— Извини, брат, — пробормотал он, — с ягуаром мы погорячились.

Увидевший это Ларин едва не издал вопль отчаяния. Его взгляд откровенно говорил, что друг сошел с ума, оставив жизнь своему поединщику. Однако то, что последовало за этим поступком, самого Федора почему-то не удивило. Едва сглотнув слюну, вождь сапотеков бросил гневный взгляд на Чайку, а потом издал какой-то гортанный крик, и драка мгновенно прекратилась. Все индейские воины отступили назад, образовав кольцо вокруг оставшихся в живых карфагенян, среди которых были Федор, Леха, Цорбал и еще несколько бойцов.

— Ты что творишь, командир? — не удержался от вопроса Леха, шагнув к нему. — Думаешь, он тебя простил бы?

Но его вопрос остался без ответа. Ларин напряженно ждал, буравя взглядом военачальника сапотеков. Поверженный индеец между тем встал, подняв свой боевой топор, и, обернувшись, что-то коротко приказал своим людям. В глубине индейских порядков начались передвижения, не ускользнувшие от Ларина.

— Ну все, сейчас просто копьями закидают, — решил Леха, не спуская глаз с размалеванных воинов, — зря ты его отпустил, брат.

И, словно в подтверждение его слов из глубины тотчас вылетело что-то бесформенное. Не успел Федор и глазом моргнуть, как его друг уже валялся на земле, опутанный по рукам и ногам какими-то веревками. Затем такое же лассо стегануло его самого, мгновенно спеленав. Рухнув на камни и больно приложившись о них головой, Чайка ускользающим сознанием поймал себя на мысли, что теперь их не убьют. Во всяком случае, не сразу. А это уже шанс.

Уже второй раз с того момента, как его нога ступила на этот неизведанный континент, Федор ощутил себя в роли дичи, попавшей в капкан по собственной глупости. Его, словно запутавшегося в сетях кабана, проволокли метров двадцать по каменистой земле и, лишь когда он уже мысленно распрощался с остатками кожи на плечах и спине, подняли безо всякого уважения и, прикрепив к наконечникам копий, понесли в неизвестном направлении. Ушиб головы давал о себе знать. Болтаясь в полуобморочном состоянии в полуметре от земли, Чайка, спеленутый, словно мумия Тутанхамона, от отчаяния даже попытался потерять сознание. Но то ли удар о камни был не слишком сильным, то ли он сам был так зол на себя, что не чувствовал боли, но пока его волокли до назначенного места, Федор сознания так и не потерял.

Даже наоборот, несмотря на свое положение, в котором ему было почти невозможно пошевелить ни рукой ни ногой, Чайка все-таки пытался одной рукой дотянуться до веревки, прижимавшей другую к телу, и расслабить ее. Жажда жизни еще была сильна в нем. Однако ничего не получилось. После трех бесплодных попыток он решил пока смириться с судьбой и экономить силы. Ждать окончания этого вынужденного путешествия, чем бы оно ни закончилось. Слишком далеко их не могли унести, в этом Чайка отчего-то был уверен.

И он оказался прав. Вскоре конвой остановился, и его опустили на землю. Федор с наслаждением вдохнул, обрадовавшись тому, что его больше не трясет, и быстро осмотрелся. Он успел заметить, что лежит на дне долины, по краям которой поднимаются довольно высокие, поросшие лесом горы. Больше ничего рассмотреть не смог из-за частокола тел, сгрудившихся вокруг него суровых и молчаливых индейцев. Однако радость была преждевременной. Гортанный окрик одного из военачальников разорвал тишину, и несколько пар мускулистых рук вновь подхватили его, поволокли по земле куда-то в сторону. «Ну вот, опять, — раздосадованно подумал Федор, — скорей бы кончили таскать по камням, и прибили бы уже, что ли».