из Министерства пришли, чтобы меня дёргать.

Елизавета Алексеевна. У тебя кастрюля на голове. Ты в курсе?

Александр (снимая детскую кастрюльку). А это мы играли в поваров. И пекарей.

Елизавета Алексеевна. Саша, так нельзя. Нельзя, чтобы страной правил Аракчеев и ваш младший брат, пока вы тут сидите и играете в пекарей…

Александр. Елизавета Алексеевна, вот, смотри! Это дети… (Берёт Марию Павловну.) Тебе такое нравится… Я раньше не знал, что с ними делать, но вообще с ними очень интересно! Отец был прав: маленькие лучше всех. Давай играть с нами.

Елизавета Алексеевна (грустно). Во что? Из меня пекарь не выйдет.

Александр. Давай играть, как будто это наши дети… Мне – Саша, а тебе – Маша…

Перекрутка.

Александра Фёдоровна заходит в покои к Николаю. На ковре сидят Александр, Елизавета Алексеевна и маленькие Александр Николаевич и Мария Николаевна. У всех четверых на голове кастрюли.

Александра Фёдоровна (тяжело вздыхая). Понятно всё… они заодно.

Закрывает дверь.

Перекрутка.

Зимний дворец. Кабинет Александра.

Николай в кабинете Александра спит, уронив голову на стол. Вокруг разложены раскрытые книги. Заходит слуга. Николай подскакивает. Слуга ставит на стол ещё стопку книг.

Слуга. Александр Павлович велели вам ещё вот это принести почитать.

Слуга уходит. Николай смотрит на стопку книг. Открывает верхнюю.

Николай. На французском! Он издевается?

Встаёт и начинает отжиматься.

Перекрутка.

Казармы Санкт-Петербурга.

На улице выстроился эскадрон из военных. Аракчеев обходит смотром эскадрон. Внимательно смотрит на каждого.

Аракчеев. До меня дошли слухи, что некоторые из вас примкнули к так называемым тайным антиправительственным движениям. Вступили в революционные кружки, так сказать. Стало быть, хорошего отношения к себе вы не понимаете. Великодушием и добротой государя своего без зазрения совести пользуетесь. (С жаром.) Меж тем вы – ничтожная человеческая масса, дышать с ним одним воздухом не заслуживаете! Значит, не будет более отношения хорошего.

Останавливается напротив. Смотрит на всех.

Аракчеев. Кто в тайной организации – сделайте шаг вперёд.

Все стоят на месте.

Аракчеев. Никого? (Подходит к офицеру. Тыкает в него палкой.) Ты! Ты в тайной организации?

Офицер. Нет!

Аракчеев. Хорошо. Послужишь примером. (Коменданту.) Сто ударов плетьми ему.

Офицер (в шоке). За что? Я ничего не сделал!

Аракчеев. А чтоб другим неповадно было. В назидание. Кто ещё где состоит?

Все молчат.

Аракчеев. Всем остальным – по двадцать ударов плетьми. Каждый день. Пока не признаются или товарищей не сдадут.

Все. За что? Это несправедливо!

Аракчеев. За всё! Будете знать, как государя расстраивать! Вы такого государя, как Александр Павлович… не заслуживаете!

Уходит. Комендант догоняет его.

Комендант (испуганно). А если кто сознается? С ним чего делать? Донесение написать?

Аракчеев. Нет. В зависимости от степени провинности: лишить всех званий, прострелить руку, ногу или все четыре конечности. А потом отправить в Сибирь. Пешком.

Комендант. Как же это пешком, если ноги прострелим?

Аракчеев (рявкает). Значит, ползком!

Уходит.

Сцена 29

Посвящается Павлу I…

Михайловский замок. Тайная комната Михайловского замка.

Из-за дверей слышны звуки музыки. Александр стоит перед дверью, в парике, одетый в петровский камзол. Павел открывает дверь. На Павле чёрный венецианский плащ и маскарадная маска.

Павел. А твоя маска где?

Александр (сокрушённо). Забыл! Я с некоторых пор не приемлю маски. Много зла от них было в моей жизни.

Павел. Ну я тогда тебя не пущу…

Закрывает дверь. Через секунду открывает.

Павел. Ха-ха. Шутка! Заходи.

Александр заходит в комнату. По углам горят фонари. Ходят люди в карнавальных нарядах, плащах и масках. Одна из дверей в стене открыта. За ней виднеется соседняя комната. Другая дверь в полу тоже открыта, из неё поднимаются по лестнице люди. Третья дверь в потолке тоже открыта. Оттуда спущена лестница. По ней спускаются и поднимаются люди.

Александр (потрясённо). Здесь есть ещё комнаты?

Павел. Конечно! Здесь много тайных комнат, которые соединяются друг с другом тайными переходами, тайными лестницами в стенах. Ты ещё моё подземное озеро не видел…

Александр. У вас и подземное озеро есть?! (Обиженно.) А вы мне за столько лет его ни разу не показали!

Павел. Оно же подземное. Оно только сейчас водой наполнилось. (С гордостью.) Я запустил туда подземных рыбок.

Александр. Что это за рыбки?

Павел. Обычные рыбки. Только живут теперь под землёй.

Перекрутка.

Под землёй Михайловского замка.

Подземное озеро. По берегам подземного озера растут подземные деревья. Горят разноцветные подземные фонари. В прозрачной воде видны плавающие подземные рыбки. Павел и Александр плывут в лодке по озеру.

Павел. Ты грустный. Становишься похож на меня в твои годы.

Александр. Мне кажется, что меня преследует полоса неудач и бед. Я всё жду, что она закончится, но она никак не кончается. Я боюсь, что я сам закончусь раньше неё.

Павел. Тебя подкосила смерть нашей Кати?

Александр. Не только. И Куракина. И… Наполеона. И это только из последних. (Задумчиво.) Я не могу отделаться от мысли, что я виноват в его гибели. Если бы не я…

Павел. Глупее ничего не слышал. Если бы не ты, он бы влез ещё в какое другое сомнительное предприятие. Просто он такой человек был.

Александр. Вы послали меня к Кате, зная, что она умирает. Вы, выходит, про всех знаете? Когда кто умрёт? Расскажите мне, чтобы я был готов.

Павел. Это совершенно лишняя информация. Особенно для тебя.

Александр. Вы никогда мне ничего не рассказываете, потому что не доверяете?

Павел. Нет. Потому что я тебя берегу. У тебя ранимая душа и доброе сердце. Это единственное, в чём мы с тобой похожи. Только у меня наоборот. Ранимое сердце и добрая душа. Но в моё время это считалось недостатком и слабостью.

Александр. Это в любое время считается слабостью. А слабость – это недостаток.

Павел. Нет. Если её не показывать. Лучше вообще ничего не показывать никому. Пусть все думают, что у тебя нет сердца. Тогда они не будут пытаться его растоптать.

Александр. Я всё время думаю о том, что вы сказали мне в прошлый раз. Про власть, свободу и безнадёжность. Или бессмысленность. Я думаю, я впал в меланхолию, потому что я ещё раз осознал то, что и так всегда знал: я плохой государь. Я чувствую себя очень странно. Я не хотел быть государем, меня к тому вынудили обстоятельства. Я всем говорил: это не моё! Но меня никто не слушал. А