class="p1">Павел. Ты пока не приходи. Я пошлю тебе письмо. Я сам скажу, когда прийти.

Александр. Ладно…

Уходит в утренний туман.

Павел провожает его взглядом. Смотрит в светлеющее небо. Идёт в сторону Летнего сада. Заходит в сад. В саду пусто и тихо. Возле входа спят два охранника.

Павел проходит мимо мраморных скульптур вглубь сада. Скульптуры улыбаются. Идёт по дорожке в сторону Летнего дворца.

Туман.

Подходит к Летнему дворцу. У входа в Летний дворец стоят статуи. На месте статуи Минервы сидит на стуле Екатерина. В руках – скипетр и держава.

Павел (иронично). Здравствуйте, матушка. Вы же дозволите вас теперь так называть? Коли вы уже не императрица.

Екатерина. Называй, как тебе нравится. Тебе теперь всё можно.

Павел. А я думал, придёте вы сами или кого вместо себя пришлёте… Что же… рад вас видеть.

Екатерина. Ты не стой. Садись. В ногах правды нет…

Екатерина чертит в воздухе скипетром линии. Появляется второй стул напротив. Павел садится.

Павел. У меня для вас новости. В России назревает революция. По всей стране недовольства. И Саша более не либерал.

Екатерина. А я не о нём, а о тебе говорить пришла.

Павел (удивлённо). А что? Есть разве время?

Екатерина. Так часа полтора у нас.

Молчат. Не смотрят друг на друга.

Павел. Мда. И о чём говорить с вами, не знаю. Да и не умею.

Екатерина. Ну так давай помолчим. Повспоминаем. Помолчать тоже, знаешь, не со всяким можно.

Молчат.

Флэшбэки Павла и Екатерины

1761 год, Зимний дворец.

Какая-то комната Зимнего дворца. Маленький Павел сидит под столом, забившись в угол. Под стол лезет пьяный слуга.

Слуга. Куды денесси… я тебе покажу, как шутки шутить… У-у-у… думаешь, царевич? Хренушки. Байстрюк!

Павел (испуганно). Чей?

Слуга (задумавшись на секунду). Мой. Я, я твой батя! И щас тебя выпорю…

Дверь распахивается. Слуга испуганно визжит. Получает удары палкой.

Мужской голос. Я тебе сейчас покажу, падаль! Я тебе такого батю покажу!

Побитый слуга с визгом убегает. Полог скатерти приподнимается. Под стол заглядывает Пётр Фёдорович.

Пётр (протягивает руку). Вылезай.

Вытаскивает Павла из-под стола. Ставит на стол. Смотрит на него.

Пётр. Не слушай его. Ты – мой сын. И ты – будущий император этой ужасной дикой страны. (Вздыхает.) Сочувствую. Тебя никто права бить не имеет. А вот ты имеешь право всех бить. Будут обижать – бей. Всякого бей. Скажи, я разрешил. Запомнил?

Павел кивает.

Павел (поражённо). Вы говорите по-русски?! Мне говорили, что вы почти не говорите…

Петр (подмигивая). Это секрет! Я специально притворяюсь, что плохо знаю русский, чтобы слушать, что они там обо мне по-русски говорят.

Павел. И что говорят?

Петр (вздохнув). Ничего хорошего.

Павел. А скажите ещё что-нибудь по-русски!

Петр (подумав). Твоя мать – дура.

Перекрутка.

Июнь, 1762 год. Покои Екатерины Алексеевны.

Екатерина и Пётр ругаются. Павел сидит под столом.

Пётр (кидая в неё лимонами). Во тебе! На! Жри! Ты жрёшь людей как лимоны! Высасываешь и выбрасываешь шкурки!

Екатерина (кидая в него бананами). Тебе что, лимонов не хватило?! А, тебе бананы подавай! Яблоки есть не хочешь? Русские яблоки!

Пётр (визжит). Яблоки?! Я из тебя шарлотку сделаю!!! Монастырскую!

К Павлу под стол забирается Григорий Орлов.

Павел (в ужасе). Что это? О чём это?

Орлов (обнимая его). Да так… о ценах на фрукты… Да ты не слушай, не слушай. Тебе ещё рано.

Закрывает ему уши.

Пётр. Думаешь, что все бананы получила? Я тебя сошлю в монастырь! В Холмогоры! Вот там вообще одной картошкой питаться будешь!

Екатерина. Сына, сына тоже сошлёшь?!

Пётр. Он не мой сын!

Екатерина. Вчера говорил, что твой!

Пётр. Ему говорил, тебе не скажу!! А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

Екатерина. Сумасшедший! А-а-а-а-а-а-а-а!!!

Перекрутка.

Июль, 1762 год. Переворот.

Ночь. Царское село. Перед Екатерининским дворцом стоят войска. Екатерина бегает туда-сюда в мужском мундире. Слышны выстрелы и крики «ура!». Григорий Орлов несёт на руках Павла.

Павел (монотонно). Его убили… убили… я видел… видел!

Орлов (закрывая ему глаза). Ничего ты не видел! А ну-ка постой тут…

Ставит Павла на травку. Убегает. Павел оглядывается. Вокруг незнакомые страшные люди. Начинает плакать. Мимо проходит пьяный гвардеец. Поёт песни. Видит Павла.

Гвардеец. А ну как цыц, малец! Не хнычь!

Павел. Хочу и буду хныкать! Я цесаревич! (Кидает в него камешком.) А-а-а-а-а-а!!!

Гвардеец. А будешь хныкать, отправишься следом за своим отцом в Ропшу!

Павел. Куда?

Гвардеец. А вон!

Показывает. Павел поворачивает голову. Рядом стоит телега. На телегу бросают большой мешок.

Гвардеец. Вон твой отец. Будешь орать, и тебя туда кинем.

Идёт дальше. Павел в ужасе провожает его взглядом. Молчит. Подбегает Орлов.

Павел (в ужасе смотрит на него). Григорий Григорьевич, а меня тоже убьют? Как отца?

Орлов (опешив). Ты чего! Да ты чо… Никто тебя не убьёт! Матушка твоя не допустит..! Она тебя защитила и ещё защитит. Глянь…

Показывает на бегающую с мечом в мундире Екатерину.

Орлов. Она теперь тебе и мать, и отец… во как!

Павел (с сомнением). А вы мне можете пообещать, что меня не убьют и не отправят в мешке в Ропшу?

Орлов. Конечно! Обещаю! Вот те крест! (Шарит на грудь, находит крест.) О, вот тебе крест!

Снимает с себя. Надевает на Павла.

Перекрутка.

Екатерина и братья Орловы стоят на балконе. Приветствуют войска. Орлов держит на руках Павла.

Екатерина (шёпотом). Его зачем сюда притащил? Напугается только.

Орлов. Да как же без него, Катя! Он даже ж для них символ законной власти! Наследник престола!

Поднимает Павла над балконом.

Орлов. Ура! За Россию! За матушку Екатерину Алексеевну! За наследника престола!

Все. Ура!!!

Павел (смотрит вниз в ужасе). Меня хотят сбросить с балкона!

Перекрутка.

Глубокая ночь. Екатерина и Григорий Орлов сидят в покоях Екатерины. В углу, в кровати, спит, обняв плюшевую собачку, Павел.

Орлов. Ты бы хоть приласкала его, Катюша. Напугался малец…

Екатерина (недовольно). А кто его ночью разбудил, чтобы он по дворцу бегал и видел, чего не надо? Ты посмотри на меня! (Показывает на свой мундир.) У меня мундир кровью заляпан! Всё переодеть не могу… А ты говоришь – приласкай! Как я сына в таком-то виде… ещё его испачкаю.

Орлов. Не волнуйся. Я ему сказал, что это я убил. Он ничо