— Дерьмовый тип, — буркнул Хайде, ощупывая заплывший глаз.

— Давайте установим пулемет и перестреляем всех, — усмехнулся Порта и оскалился, будто готовая укусить собака.

— Отличная мысль, а потом перережем им всем глотки! — предложил Малыш, подбросив свой длинный сибирский нож. Он замерцал, вращаясь в воздухе, и снова оказался в его руке, словно привязанный резинкой.

— Заткнитесь, болваны, — раздраженно прикрикнул Старик. — Если начнем стрелять, нам конец. Эсэсовцев в двадцать раз больше. Нужно их обмануть.

— Ты сам не веришь, что это удастся, — негромко сказал Штеге. — Они разделаются с нами, как только увидят остатки нашего пиршества и найдут Герхарда. Раздастся четырнадцать «бах!», и у этих треклятых воронов снова появится пища.

— Верно, Хуго, — кивнул Легионер. — И этот хмырь, обершарфюрер, засолит нас!

Он указал на рослого типа, который снова бранил кого-то из подчиненных.

Рота эсэсовцев медленно скрылась за елями. Примерно через четверть часа она должна была выйти из-за деревьев и вскоре обнаружить нас.

Появились они совершенно неожиданно. Штеге закусил губу и взвел затвор автомата.

Старик вскинул брови и погрозил нам кулаком. Малыш стоял, переступая с ноги на ногу.

Оружие эсэсовцев резко позвякивало, словно инструменты в руках судового дантиста перед тем, как он выдернет зуб у кочегара в грязных брюках и рваной тропической майке.

Краузе, попавший к нам за трусость эсэсовец, глухо кашлянул.

— Давай убираться отсюда!

— Боишься своих собратьев? — любезно осведомился Порта.

Эсэсовец нервозно вздрогнул и не ответил. Легионер свистнул.

— Mon Dieu, сейчас мы кое-что увидим.

Передний оберштурмфюрер шел быстрым шагом. Рукава его были закатаны, на руках виднелись густые черные волоски.

У нас появилось предчувствие смерти. Ноздри раздувались, как на охоте при далеких криках загонщиков.

Герхард вошел в дом. Малыш и Бауэр последовали за ним.

Подошедшие к нам эсэсовцы обливались потом. Все были очень юными. Внушительными, здоровыми парнями.

— Рота, стой! К но-ге! Нале-во! Вольно!

Команда была холодной, отчетливой, как и все в утреннем свете.

Старик, щурясь, посмотрел на офицера-эсэсовца с мертвой головой на фуражке и длинными черными волосками на руках. Взгляды их встретились. Старик медленно пошел к нему по необычайно зеленой траве. Которую старый еврей так любил.

Легионер попятился. Словно бы случайно привел автомат в положение для стрельбы и юркнул за поленицу.

Порта украдкой вошел в дом. В зарешеченном окошке на крыше показалось что-то похожее на черно-синий дульный срез. Старика прикрывали двое лучших убийц на всем фронте.

Оберштурмфюрер поддернул широкий ремень, который оттягивала кобура с маузером.

В доме застучали тарелки и бутылки. Эсэсовцы вытянули шеи. Бутылки издавали хорошо знакомый, очень приятный звук.

Доклад Старика был кратким, неполным. Он сказал, какое мы выполняем задание, назвал номер части. Доложил, что нас тринадцать человек. И очень громко сделал ложное сообщение:

— Ничего заслуживающего внимания не произошло!

Стаканы и бутылки застучали снова, будто опровергая его доклад. Они как будто приглашали: «Войдите внутрь, оберштурмфюрер, получите сюрприз!»

Худощавый офицер СС взглянул, приподняв брови, на открытую дверь. Его новые сапоги с высокими голенищами и кожаные ремни громко скрипели. Остановился возле колоды для рубки дров, взял топор и одним махом разрубил надвое толстое полено. Наточен топор был остро. Оберштурмфюрер пнул чурбаки и негромко засмеялся. Потом лицо его посуровело. Он повернулся к Старику.

— Фельдфебель, собери своих людей, и быстро убирайтесь отсюда!

И небрежно вскинул руку в эсэсовском салюте, на запястье сверкнули массивные золотые часы.

Старик приказал нам строиться.

Появился Порта. Легионер встал, слегка удивив эсэсовца. Сдвинул на затылок мятое кепи и засвистал сквозь зубы.

В Старике пробудился фельдфебель. Он очень громко крикнул:

— Быстро, охламоны!

Мы угрюмо, неохотно построились. Толкаясь и перебраниваясь. Из дома вышли широким шагом Малыш, Хайде и Бауэр. Малыш держал в руке свой нож.

— На пле-чо! Походным шагом марш! — скомандовал Старик так громко, что голос его ломался.

Мы пошли мимо эсэсовцев, презрительно усмехавшихся и плевавших в нашу сторону.

— Дерьмо! — торжествующе выкрикнул один из них.

Малыш хотел что-то ответить, но Легионер и Старик шли рядом с ним и не позволили.

В то утро было удивительно много слепней. Они нещадно жалили нас в шею чуть повыше воротников.

Через ельник мы прошли, не оглядываясь. И остановились только далеко внизу, возле старого моста через пересохший ручей. Молча улеглись в кусты и смотрели на горный коттедж, залитый лучами утреннего солнца.

Оберштурмфюрер вошел в дом, за ним два эсэсовца. Одним из них был рослый обершарфюрер, державший автомат, будто хлыст.

В доме они пробыли долго, но мы ничего не слышали. Несколько эсэсовцев улеглись на траву и стали играть в карты и кости. Казалось, они ждут опаздывающего поезда.

— Наш друг лейтенант Штиф хорошо спрятался, — сказал Порта.

— Будем надеяться, достаточно хорошо, — нервозно ответил Старик. Он покусывал мундштук своей трубки.

— Скоро увидим, — сказал Легионер. — Аллах знает, Аллах видит все.

Малыш пустил свою фляжку по кругу. У него хватило предусмотрительности наполнить ее шнапсом. Мы пили большими глотками. Порта с Легионером тоже наполнили свои фляжки. Мы опорожнили их все. Осмелели. Захотели увидеть кровь. Малыш плюнул на куст.

— Собаки, дерьмо вонючее! — ругнулся он. — Давайте перестреляем их.

И постукал пальцами по рожку автомата. Штеге пожевал губами.

— Давай, в самом деле, Старик, — хрипло предложил он.

Старик покуривал трубку.

Росистое утро огласил протяжный, мучительный крик. Мы инстинктивно поползли прятаться понадежнее. Малыш облизывал горлышко пустой фляжки.

— Плохо спрятался старый еврей, — вздохнул Штеге.

Раздался еще один вопль. Знакомый нам по концлагерям и тюрьмам.

— Интересно, что они там делают, — прошептал Брандт.

— Медленно убивают его, — грубо ответил Легионер, приводивший огнемет в боевое положение и надевавший форсунку. — В горах Риф мы всегда мстили, когда черные резали наших на куски.

И взглянул испытующе на Старика, лежавшего за кустом, глядя на коттедж.