это не так. ― Я, конечно, работаю с детьми целыми днями, но не думаю, что это сказывается таким образом.

Вместо ответа Томас придвинулся ближе, но между нами все еще оставалось расстояние, способное вместить еще пару человек. Я улыбнулась, опустив глаза в землю.

― Лу уверена, что скоро тебе станет лучше. ― Он посмотрел в ее сторону. ― Полагаю, что у тебя неприятности с… женихом?

― Все верно. Вообще-то я хотела спросить… ― Я облизнула губы, задумавшись о его словах. Тех самых, которые побудили меня теряться в догадках и пытаться докопаться до истины. ― Откуда ты узнал?

Томас надел шляпу на голову.

― Узнал что именно?

― Что он изменил мне.

Он сцепил руки на коленях.

― Я не знал об этом.

Будучи озадаченной этим ответом, я провела рукой по волосам. О чем он тогда говорил?

Лу-Лу завизжала от восторга, когда качели взметнулись высоко в воздух, а ее кудряшки стали развеваться на ветру.

― И каково это?

Его бархатный голос медленно проникал в меня, и я подняла взгляд на него.

― Ты имеешь в виду, когда тебя ранят?

Томас выпрямился, его ноги в узких кожаных туфлях крепко стояли на твердой земле.

― Именно. Даже если он не причинил тебе физического вреда, ― он не стал дожидаться моих комментариев, ― он ранил твое сердце.

Его слова были настолько точны, что сразу нашли отклик в душе.

― Так он и сделал.

― Так у него был роман на стороне? ― он задал вопрос без колебаний, не опасаясь переступить черту. Мне это нравилось.

― Не совсем. Но он спал с другой женщиной. По всей видимости, это было в самом начале нашего знакомства.

Впервые в жизни я услышала, как Томас Веррон выругался.

― По всей видимости, ― сухо прокомментировал он вдобавок,

Лу-Лу нахмурилась, словно услышала его, играя теперь уже на горке. Он помахал ей, натянув на свое лицо улыбку, которая, казалось, вот-вот заставит треснуть его идеальные скулы, и она ответила ему тем же, прежде чем броситься вниз по склону.

― Ты называешь ее Лу?

― Да, ― ответил он. ― Чем чаще я обращаюсь к ней «Лу-Лу», тем больше мне начинает казаться, что у меня не дочь, а чихуахуа.

Это заявление заставило меня рассмеяться.

― Ты же не серьезно сейчас, не так ли?

Он ухмыльнулся и пожал плечами.

― Конечно, нет. Так что ты чувствуешь?

― Ты действительно хочешь знать это?

― Если бы это было не так, я бы не спрашивал.

― Тебе никогда не разбивали сердце? ― Я пристально посмотрела на него, восхищаясь тем, как полуденный свет просачивается под поля его фертовой шляпы и отражается от выраженных черт его лица. Недосягаемый. Даже для стихии. ― Совсем никогда?

― Однажды, ― признался он. ― Но здесь нет ничего общего с твоей ситуацией.

Мне хотелось спросить его так же, как и он меня, без колебаний, кто или что разбило его сердце. Возможно, я могла бы сделать это, но я ограничилась лишь тем, что попыталась передать в словах собственную боль.

― Это словно что-то поселилось у тебя в груди. И давит. Этот груз влияет на тебя всецело, на все, что ты делаешь. Но то, как ты питаешься, как спишь, как общаешься, дышишь… абсолютно на все.

Я бросила взгляд на Томаса, который больше не был сосредоточен на Лу-Лу и пристально смотрел на меня. Всецело завладеть вниманием этого мужчины… это было непередаваемо. Чувство, только что описанное мной, в мгновение улетучилось под прицелом его глаз.

― Продолжай.

Я кивнула, выходя из ступора.

― Почему ты прервала свой рассказ?

Какой любопытный.

Ощущая себя сбитой с толку, я решила посмотреть, как он отреагирует, когда я выплесну на него всю правду без прикрас и без всяческой подготовки.

― Потому что, глядя на тебя, все это на мгновение стало неважным.

Если его и шокировало мое заявление, то он не подал виду. Он моргнул, скользя ресницами по своим холодным глазам. Которые сейчас казались теплее, чем прежде.

― Папа! Мисс Клейтон! Давайте играть вместе со мной.

Интуитивно я понимала, что Томас предпочел бы не реагировать на призыв, но вырвавшись из плена его глаз, я поспешила к скалодрому, поддерживая Лу-Лу, когда она отсчитывала свои шаги вверх и вниз по веревочной лестнице.

Спустя десять минут я заметила лицо директора Кроули, выглянувшего из-за крыши его машины, и сняла Лу-Лу со снаряда, принимая это за намек, что нам стоит уйти.

― Нам лучше уйти, ― сказала я. ― Мы же не хотим, чтобы нас застукали здесь и, возможно, запретили в дальнейшем пользоваться игровой площадкой.

― Конечно, не хотим, ― ответила Лу-Лу, взяв меня за протянутую руку и размахивая ею, когда мы двигались в сторону его отца, который стоял и наблюдал за нами, глубоко погрузив руки в карманы и низко надвинув на лоб свою фетровую шляпу.

Заперев детскую площадку, я помогла Лу-Лу забраться на заднее сидение их автомобиля, убедившись, что она надежно пристегнута ремнями безопасности.

― Сегодня ты намного больше улыбалась. Тебе уже лучше? ― поинтересовалась она, прежде чем я закрыла за собой дверь.

Я сунула руку в машину, чтобы ущипнуть ее за нос, и она хихикнула.

― Почти.

Захлопнув дверцу, я повернулась, оказываясь лицом к лицу с Томасом. Казалось, что сейчас он не беспокоился о своем личном пространстве, и практически касался моих волос.

Он снял шляпу, но его прическа нисколечко не растрепалась.

― То, что ты сказала, было на полном серьезе?

Я могла бы солгать, что чувствовать себя менее неловко, или же могла признать правду, уповая на то, что это не усугубит ситуацию.

― Я всегда говорю на полном серьезе. ― Его глаза заблестели. ― И, да, на мгновение ты заставил меня забыться. ― Мой рот дрогнул в улыбке. ― Так что спасибо.

Я обогнула его, открыла свою машину и нырнула внутрь.

Прежде чем я успела завести ее, пассажирская дверца отворилась, и Томас тоже забрался внутрь.

Я осуждающе посмотрела на него, желая знать, что он делает в моей машине, но было уже поздно.

Его рука потянулась вперед и коснулась моего лица, скользя большим пальцем по моей щеке. Все мои слова тут же улетучились и потеряли смысл.

― Голубка, я собираюсь поцеловать тебя.

И он выполнил обещание.

Прежде чем я успела хоть что-то сказать или хотя бы вздохнуть, его губы