Снизу холма доносились баритон Финли и звонкий смех Александры и Онории. Женщины продумали выезд за город до мельчайших деталей, начиная от выбора подходящей еды и размещения ее в большой корзине до одежды, которую следует надеть. Расположившись у подножия холма, Онория и Александра болтали и смеялись, склонив друг к другу головы, покрытые легкими шляпами с кружевами.

Кристофер подумал, могли другой мужчина на его месте жениться на прелестной зеленоглазой девушке, отдать все ради желания просыпаться рядом с ней, а потом обнаружить, что привел в дом невероятно строптивую женщину, способную прийти в ужас, если ты предложил салфетки, не соответствующие скатерти для пикника.

Пожалуй, многие согласились бы на это, решил он в конце концов. Судя по тому, как Финли смотрел на свою жену, он был счастлив выполнять любые ее прихоти.

Онория сияла, решая, подходит ли соус для омаров к желе из креветок. Но когда уловила взгляд Кристофера, смех ее прекратился, и выражение лица стало холодным. Это еще одна причина, по которой он покинул компанию и поднялся на холм.

Она отличалась от всех женщин, каких он встречал в своей жизни: хрупкая, как эти тонкие желтые цветы, пробивающиеся сквозь густую траву, на которой он стоял, и в то же время достаточно крепкая, чтобы переносить все невзгоды. Единственное, что в течение четырех лет поддерживало его стремление вернуться домой, – были мысли о ней.

А когда наконец он снова нашел ее, она сочла его сумасшедшим, удивляясь, почему он не предпочел остаться один. Он сам удивлялся.

– Какой прекрасный вид!

Ее голос прервал его размышления. Онория подошла и встала рядом с ним. На ней было желтое летнее платье из тонкого муслина и под ним почти ничего. Чтобы соблазнить его? Она ясно дала понять минувшей ночью, что хочет его, какие бы чувства при этом ни испытывала к нему. Было бы глупо не воспользоваться такой возможностью.

И когда он собрался уходить, а она, лежа обнаженной, тихо сказала: «Разве ты не хочешь меня?» – только ураган мог остановить его.

– Александра говорит, – продолжила Онория, как будто они были просто приятелями на пикнике, – что отсюда можно наблюдать за дерби и видеть все, не глотая пыль и не слыша шума.

Женщина, которая лишь недавно умоляла его не останавливаться во время любовных ласк, способна думать сейчас о пыли и шуме.

– Может быть, – продолжала она, – когда ты найдешь свою сестру, мы все придем сюда понаблюдать за скачками. Это будет еще один замечательный пикник.

– Меня нисколько не интересуют скачки, – резко сказал Кристофер. – И пикники тоже.

Онория внимательно изучала его некоторое время.

– Ты сегодня не в настроении, – заметила Онория. Выражение ее лица смягчилось. – Полагаю, это связано с беспокойством о сестре.

– Можно и так сказать. – Он снова устремил взгляд на дорогу, злясь на деревья, которые ограничивали видимость. Если Хендерсон не вернется через час, Кристофер готов был идти на штурм поместья, и черт с ними, с Хендерсоном и с графом, если они будут шокированы.

Кристофер был сторонником таких переговоров, при которых он приставлял саблю к горлу человека и требовал от него выполнять то, что сказано. Он всегда считал это самым эффективным способом добиться своего.

Онория улыбнулась вежливой, бесстрастной улыбкой.

– Ну, только не говори Александре и Хендерсону, что тебя не интересуют скачки. Это противоречит духу англичан. Ты можешь лишиться их общества.

– Я только наполовину англичанин, и то случайно. – Он пнул ногой комок сухой травы. Ветер подхватил его, и травинки подлетели к овце. Та пренебрежительно посмотрела на них и продолжила щипать свежую травку. – Это не моя страна. И не твоя тоже.

– Да, конечно. – Онория посмотрела на простирающиеся зеленые поля. – Я сказала, что здесь прекрасно, но на самом деле мне не очень нравится все это. Всю мою жизнь я видела из окна своей спальни океан и ощущала ветер, доносившийся с него. Мне казалось, что если хорошенько приглядеться, то можно увидеть в бесконечной дали другой край света. А здесь я чувствую себя рыбой, выброшенной на берег. Кристофер кивнул:

– Я тоже. И здесь приходится передвигаться с места на место, доверившись лошадям. А эти хитрые бестии вечно что-то замышляют против меня.

Онория на этот раз улыбнулась искренне, и ее белые зубы очаровали его.

– Ничего подобного, Кристофер.

– Не говори мне, что ты тоже умеешь ладить с лошадьми.

Ямочки на ее щеках стали еще глубже.

– Нет. Просто я привыкла к ним.

– Но этими тварями невозможно управлять. Они идут куда хотят назло тебе.

– Не говори глупости.

Ее зеленые, как трава под ногами, глаза весело блестели.

– Это очень опасно, Онория.

– Что именно?

Она выглядела чертовски простодушной.

– Так выражаться, – очень тихо произнес он. – И так улыбаться.

Ее улыбка исчезла.

– Я не хотела тебя обидеть. Извини.

– Тем не менее я предпочел бы, чтобы ты ругалась, как торговка рыбой, чем слышать такие вежливые речи.

Она удивленно вскинула брови.

– Почему я не могу быть вежливой со своим мужем?

– Я не хочу, чтобы ты была вежливой. – Он повернулся и взял ее за плечи. – Будь лучше раскованной, как прошлой ночью.

Онория покраснела, но выдержала его взгляд.

– Прошлой ночью я вела себя крайне неприлично. Все ясно. Она хочет свести его с ума, как эти лошади.

Он обнял ее и начал гладить лопатки, описывая круги большими пальцами.

– Я не хочу слишком приличную жену.

– А все мужчины хотят.

– Откуда ты знаешь?

– Об этом пишут в романах.

Кристофер едва сдержал смех. Он взял ее руку и прижал к тому месту, где на кожаных штанах образовался бугор.

– Чувствуешь, как сильно я хочу, чтобы ты соблюдала приличия?

Онория взглянула на него с напускной скромностью, а потом накрыла ладонью его возбужденную плоть.

– Хочешь, чтобы я была развязной? – Она улыбнулась. – Меня это вполне устраивает.

– А меня тем более.

– От одного твоего прикосновения меня охватывает желание. – Она встала на цыпочки и шепнула ему на ухо, чтобы пасущаяся рядом овца не слышала: – Я по-прежнему хочу тебя, Кристофер.

Он чувствовал ее тепло на прохладном ветру.

– Я тоже тебя хочу.

– Это неправильно, так не должно быть.

– Продолжай!

Они стояли так долгое время: он обнимал ее, а она легонько поглаживала его, доводя до безумия.